Александр Цыганов: Вологодский конвой

Завхоз Сугробов, объясняющий деловито и толково, вьюном заходил то с одного, то с другого бока, а замполит тем временем скрылся в кабинете начальника отряда, куда мы вошли в последнюю очередь. И здесь глаз хозяйский на месте прямо - стол начальника отряда, напротив - завхоза; десяток стульев, сейф и полка с документацией, а над окном, в разрисованных яркими красками горшочках, пущены к жизни цветы... Работай да любуйся.

Тут зазвонил телефон: майора Мирзоева приглашали в дежурную комнату зоны. Быстренько выпроводив завхоза, замполит поинтересовался о моих впечатлениях и посоветовал остаться в отряде до вечера: поговорить и познакомиться с людьми, а затем - при желании - сходить в кино, объявленное по случаю предвыходного дня. Застегнув длиннополую шинель, майор замкнул мне руку - и только его видели.

Повертевшись в самодельном кресле, я поперебирал бумаги на столе, что-то неопределенное представляя, что-то неопределенное... Пройдет полгода, и будет присвоено первичное офицерское звание, как было обещано на собеседовании в управлении... А там уж, глядишь, и в форме сижу: брюки с красным кантом, на плечах звездочки поблескивают, галстук опять же... Смешно и грешно.

Вскоре за вежливо вошедшим завхозом Сугробовым потянулись по делу и без дела другие осужденные: все, как один, с красными треугольными нашивками на рукавах; с завхозом переговариваются вполголоса, а то возьмут да о чем-нибудь и меня спросят...

Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге человек вырос: поперек себя толще, да на щеке бородавка - телу прибавка; в горле петух засел:

- Гражданин начальник! Крысу поймали! Что делать?

Ума не приложу: смотрю то на него, то на завхоза:

- Да что делать?.. Убить да выбросить. - Долго думать, тому же быть. Да и лишние догадки всегда невпопад живут.

А завхоз Сугробов, прислушиваясь к шуму и грохоту в курилке, довольно улыбался:

- Оторвут сейчас от хвоста грудинку... Застегнут они его, гражданин начальник. Как пить дать - замочат!

- Кого - "его"? Крыса же "она"!

- Кто в тумбочках крадет - крыса по-нашему. Крысятник. Вот по заслугам вора и жалуют.

Много учен, да не досечен. Кинулся я в курилку, а завхоз за мной обогнал и блажанул:

- Мужики, завязывай! Проучили - и хана!

В курилке - спиной к печке - мужичок прижался: глаза на нитке висят, по пояс юшкой умылся, сопит и всхлипывает. Увидев меня, все расступились.

- Разойдись! - себя я не узнавал. - Все по местам! Сам разберусь! Развернулся, а мужичок следом за мной: голосом пляшет, ногами поет - спасся!

- Гражданин начальник! Слово-олово: больше пальцем не тронут, кому охота срок за гниль тянуть! - вился передо мной Сугробов. - Попало за дело. Никто не видел и не слышал. Слово-олово!

Так сработано, что не придерешься. Думаю: добро, шпана замоскворецкая: всю вашу хитрость, видно, не изучишь, только себя измучишь. Но одно здесь верно: слушай в оба, зри в три!..

Как раз по селектору и фильм объявили: "Внимание! Завхозам отрядов построить осужденных и привести в клуб для просмотра фильма "Возьму твою боль"!"

Построив людей возле отряда, завхоз доложил о готовности, на что я неопределенно дернул головой, а завхоз скомандовал: "Отряд, шагом марш!" И я уже со своим законным отрядом, немного сбоку, как и положено начальству, дошагал к клубу; кругом слабые и тусклые огоньки лампочек на столбах, зябко да неуютно...

Зато возле клуба светлынь: подходили отряд за отрядом, завхозы докладывали дежурному Сирину, и тот своим зычным гласом: "Давай, урки!" разрешал вход. А у клубных мостков помощник дежурного, прапорщик, чуть ли не до пупа расхристанный, схватил за грудки осужденного, мальчишку, пытавшегося в неустановленных по форме одежды ботинках взобраться по крутым ступенькам клуба:

- Ти-и... че-эго тут ви-исиваешь? Па-ачему тут висиваешь?!

Малокровный, съежившийся парнишка, запахиваясь в великовозрастную фуфайку, оправдывался:

- У меня плоскостопие, разрешено медчастью. Можно пройти?..

Но у прапорщика, внезапно налившегося кровью, как бы отслоились толстые, выразительные усы:

- Марш в отряд! Ка-а-аму гаварю!..

Между делом подключился и Сирин:

- Что, не ясно? Посажу!

Кто барствует, тот и царствует; и пошагал, головушку опустив, стриженый-бритый к бараку.

- Все верняком, - подмигнул мне Сирин. Пощелкивая пальцами, он прищурил глаза и вдруг попросил: - Слышь, посиди в клубе, пока фильм идет. А то у меня весь наряд на обходе. Один остался. Выручай, друг.

Конечно, спрос не грех, да и отказ, наверное, не беда. Да вот только не все то есть, что видишь. Вошел я следом за последним в зал. Дверь закрыли на защелку, чтобы не вовремя пожелавшие не лезли, свет выключили - и фильм начался. Сидел я, точно оглушенный, на лавке бок о бок с пожилым, глянувшим на меня исподлобья, но выбирать уже не приходилось.