Александр Давыдов - Воспоминания

(269)

СИБИРСКАЯ ОДИССЕЯ

И вот опять мне довелось побывать в России. К моему большому удивлению и радости, мой муж, вместо рождественского подарка, преподнёс "на блюдечке" туристическую поездку в Сибирь. В этот "подарок" включались также двое суток в поезде, прогулка по тайге на тройке, озеро Байкал и, конечно, самое главное Иркутск, о котором я так давно мечтала, но никак не думала, что эта мечта осуществится.

Итак, мы занялись паспортами и визами и, конечно же, теплой одеждой. Срок для подготовки к поездке был короток, о том, что мы действительно сможем поехать, мы узнали только в декабре. Когда мы говорили нашим знакомым, что едем в Сибирь, они с ужасом смотрели на нас, удивлялись и считали, что мы, наверное, сошли с ума.

Двадцать пятого декабря, в день Рождества, когда Париж ещё не проснулся после празднования сочельника, мы приехали в "Roissy" и присоединились к нашей группе. К сожалению, на этот раз наша поездка не была "индивидуальной", (не хватило времени на оформление документов), а с группой в тридцать восемь человек, в которой почти все были французами. Они казались милыми, но так как это была "группа", то, увы, мы должны были придерживаться определенного расписания. Полет прошел нормально, но прилетели мы поздно, около семи вечера по московскому времени. Утром мы бросили группу и взяли такси, чтобы найти "Гороховое поле", район Москвы, о котором пишет Папа. По путеводителю "Бедекер" мы знали приблизительно, где оно находится, и довольно скоро его разыскали. Конечно, все, о чем Папа писал, переменилось. Новые здания, новые постройки и только время (270) от времени можно было увидеть редкие старинные дома, которые сохранились, несмотря на то, что все изменилось. Меня радовал и трогал уже тот факт, что я стою на той же земле, по которой ходил мой отец. Лефортова улица не изменила своего названия, но Вознесенскую и Немецкую переименовали в улицу Радио, а в конце улицы текла река Яуза, о которой Папа также писал. Елизаветинский институт стоял чуть дальше, это большое белое здание находилось там, где улица Радио пересекает улицу Салтыковскую. Папа писал, что при институте находилась церковь. Бог знает, что там сейчас, а в больших спальнях теперь какие-то учреждения. Но несмотря на все эти перемены, внутренние и наружные, главное здание казалось таким же, каким оно было раньше. Здесь мой отец провел десять лет своего детства и юности, и я рада, что мне удалось тут побывать. После этого мы посмотрели музей Герцена, чрезвычайно интересный.

Нашли такси и заехали к профессору Анатолию Филипповичу Смирнову и к его жене. Они накормили нас вкусным обедом. Было очень увлекательно: А. Ф. историк, специалист по декабристам, и знает так много о моем прадедушке, декабристе В. Л. Давыдове. Около шести вечера мы их покидаем.

Аэропорт Внуково далеко от города, и самолет вылетает в Новосибирск с опозданием: когда мы уже были в самолете и он начал медленно двигаться, мы вдруг услышали шум и почувствовали какой-то удар. Самолет останавливается дела наши, видимо, плохи. Через несколько минут, показавшихся нам вечностью, нам объявляют, что надо спускаться и возвращаться обратно в зал ожидания. Говорят, что мы вылетим только в пять утра. А сейчас полночь, этот день будет долгим! Мы проводим томительные часы в не очень удобных креслах. Съев бутерброды и запив кефиром, мы, наконец, поднимаемся в самолет и на этот раз вылетаем.

В Новосибирске мы в одиннадцать часов, устраиваемся в гостинице и спускаемся обедать. Днем директор "Интуриста" хочет показать мне город, но мы едем посмотреть тайгу. Город новый, ничего интересного, кроме церкви, куда я попадаю во время службы. В восемь часов вечера мы садимся в поезд. Сам вокзал представляет для туристов определенный интерес, люди там все очень разные, но, без сомнения, типично (271) советские, то ли из-за их одежды, то ли из-за их багажа. Это пестрая толпа, говорящая на всех языках: по-грузински, по-украински, по-узбекски, по-монгольски, по-татарски и даже просто по-русски. Все они также садятся в наш поезд. Как и на всех вокзалах, здесь холодно, а так как мы в Сибири, то кажется ещё холоднее; признаюсь, что и в Париже, даже летом, на вокзалах мне бывает тоже холодно.

Мы очень хорошо устроились в отдельном купе. Я уже заметила традиционный для всех русских вагонов самовар в коридоре. Девушки, которые нас обслуживают, сказали, что мы можем пить чай, когда пожелаем и вообще вызывать их, если нам что-нибудь нужно. Скоро Галя приносит нам простыни и наволочки, и мы стелим постели.