Михаил Арцыбашев: Мститель

— А! — с небрежной и снисходительной лаской протянул он. — Добрый день, моя крошка!.. Ну, как живем? — Наклонившись с лошади и близко глядя в эти наивные, немножко испуганные глаза, маркиз негромко прибавил: — Еще не забыла меня?

Нежный румянец под загаром разлился по щекам девушки. Глаза ее выразили столько смущения и восхищения, что в ответе нельзя было сомневаться.

— Господин маркиз шутит! — с дрожью в голосе прошептала она. — Разве я могу… Я так плакала, когда узнала, что господина маркиза арестовали… я думала…

Легкая тень недовольства прошла по лицу маркиза.

— А, да… — небрежно проговорил он, но в голосе его было нечто такое, что голосок Лизы сорвался и глаза испуганно раскрылись.

— Так ты плакала, маленькая плутовка? — еще ниже склоняясь к девушке и мгновенно меняя голос, зазвучавший какими-то особенными, горячими и вкрадчивыми нотами, переспросил маркиз. — Тебе было жаль меня?

Глаза Лизы наполнились слезами, руки чуть-чуть приподнялись к груди и опустились бессильно. Маркиз понял это движение безграничной любви и самодовольно улыбнулся. Если бы не люди, она схватила бы его руку, поцеловала бы ее и прижала к сердцу в порыве бесконечной нежности и покорности.

— Ну, так я вознагражден за все мои страдания! — шутливо воскликнул маркиз.

Грусть промелькнула на хорошеньком личике.

— Господин маркиз все шутит со мною… — печально пробормотала она.

Слегка прищурившись и покачивая ногой в стремени, маркиз сверху пристально смотрел на девушку, как бы что-то соображая. Хищное и сладострастное выражение опять появилось в углах его рта.

— Я не шучу! — сквозь зубы возразил он. — Шутит сама Лиза!

Глаза девушки так раскрылись от удивления и негодования, что, казалось, покрыли собою все лицо.

— Я? — вскрикнула она громко, забывая, что ее слышно на дворе.

Она сложила руки ладонями внутрь, как на молитве, и с укором покачала головой.

Маркиз по-прежнему загадочно и жестоко улыбался, глядя ей прямо в глаза и покачивая обтянутой ногой.

— Конечно, — медленно проговорил он, — если бы Лизе действительно было бы жаль меня, она давно перестала бы меня мучить!

На этот раз горячий румянец, несмотря на загар, густой волной залил не только лицо, но и шею и плечи девушки. Беспомощно и жалобно она взглянула на маркиза, и руки ее задрожали.

— Или, может быть, Лиза уже больше не будет меня мучить? — еще тише, горячим шепотом, совсем склоняясь с лошади и не спуская с глаз девушки откровенно наглого взгляда, продолжал маркиз. — Да?.. Не будет? Она не будет?

Губы девушки шевельнулись, она огромными глазами повела в лицо маркизу и вдруг побледнела.

— Да?.. Так не будет?.. Да? — вился и обжигал ее жаркий шепот, от которого дрожало и ныло все ее молодое, сильное, страстное тело.

В глазах девушки все потемнело, все слилось в мутный зеленый круг, и видела она только его- прекрасного, недосягаемого, великолепного. Ноги и руки ее охватывала какая-то сладостная слабость, полные розовые губы сами собой безвольно приоткрылись навстречу поцелую, и полоска белых зубов блеснула между ними.

— Лиза! — грубо и хрипло крикнул кто-то со двора.

Девушка вздрогнула, очнулась и оглянулась с испугом. Но маркиз, не давая ей опомниться, быстро проговорил нежно и повелительно:

— Приходи ко мне завтра вечером!.. Придешь, да? Девушка вся затрепетала.

— Лиза! — еще громче и настойчивее крикнул тот же голос.

— Придешь? Придешь? — совсем шепотом, но со странной и страшной силой повторил маркиз.

— Приду… — шепнула девушка как бы во сне, повернулась и опрометью бросилась во двор.

Маркиз медленно выпрямился на седле и улыбнулся. Глаза его затуманились, и жестокая складка резче выступила в уголках губ.

Из калитки, тяжело ступая подвернутыми ногами, вышел высокий сутуловатый крестьянин, с черной худой шеей и маленьким, сплошь морщинистым лицом. В корявых пальцах он держал чашку молока и тарелку с хлебом.

— Господин маркиз желает напиться? — спросил он, кланяясь непокрытой головой и подозрительно глядя в лицо маркизу своими маленькими слезящимися глазками.

Маркиз с брезгливым недоумением посмотрел на него, усмехнулся и, не отвечая на поклон, тронул лошадь так, что старик невольно посторонился.

— Нет, я раздумал! — сквозь зубы, точно делая величайшее снисхождение, ответил маркиз и проехал мимо.

Старик остался на месте, держа в растопыренных руках свои молоко и хлеб.

Кучка крестьян собралась у ворот, и маркизу пришлось проехать мимо. Когда он проезжал, они молча смотрели на него, но когда он шагом повернулся к шоссе, тяжелый шепот пополз ему вслед: