Михаил Арцыбашев - Сказка старого прокурора

Старый прокурор тихонько засмеялся каким-то своим мыслям и потянулся за бутылкой. Толстая, с короткими пальцами рука поползла по мокрой противной скатерти, и рядом с нею пополз черный паук — тень.

— Когда я был еще молод, — заговорил старый прокурор, — и перед самым назначением в товарищи прокурора попалось мне такое дело: убили бабу и девочку, лет тринадцати, четырнадцати… Убийство с насилием и с целью грабежа… Жестокое и грязное дело. Ну, приехали мы, как водится, к ночи… Почему-то власти всегда приезжают к ночи, заметил я… Ну, приехали, собрали понятых и пошли.

Он помолчал, как бы припоминая.

— Хата, в которой произошло убийство, стояла на выгоне, и, как оказалось, убитая баба тайно торговала вином… Приходим… Уже темно. Стражник стоит поодаль от хаты — боится. Входим. Хата как хата… потолок низкий, придавленный, в углу образа, на столе хлеб, полотенцем прикрыт, горит на окне свеча, и так как дверь отперта, а окно разбито, огонь мечется во все стороны. И ведь действительно, знаете, жутко: лежит посреди хаты, на земляном полу, ничком толстая баба в изорванной рубахе с желтыми пятками… Спина голая, жирная, точно из сала, а голова отрезана напрочь и стоит, понимаете, у ножки стола, точно мертвая баба из-под полу смотрит… Убийца, видимо, долго с нею возился: баба здоровая, сильная, а он, как потом оказалось, человек был тщедушный… Однако он ухитрился повалить ее ничком и наступил коленом в спину. Очевидно, угрожая ножом, требовал денег, а она не давала… Тогда он за волосы оттянул голову бабе назад и полоснул ножом по горлу. Шея-то толстая, жирная, сразу и не зарезал, а когда она рванулась и чуть не вырвалась, ткнул ее ножом между плеч, так что кровь до стены добрызнула… Потом, когда баба ослабела, затянул голову опять назад и стал резать. Резал долго и аккуратно и отрезал бабе живой голову… Визжала она, говорят, сначала так, что на всю деревню было слышно, а потом только икать и хрипеть начала… Мужики, конечно, побоялись идти, потому что в это время в окрестностях разбойничала целая шайка цыган, а трусливее русского мужика во всем свете никого нет… Да… А потом, зарезав бабу, убийца полез на полати. Там сидели девчонка лет тринадцати и братишка ее, совсем семилетний клоп… И тут, видимо, накатило на него зверство… Сначала-то он просто хотел прирезать девчонку, чтобы не опознала потом, и стал тащить ее с полатей, а она начала упираться и цепляться руками… В этой борьбе как-то он и сдернул с нее все платье и даже рубаху, а как увидел голую девчонку, так и осатанел… Перед этим он в тюрьме полгода высидел и без женщины совсем изголодался… И что ж он с ней сделал, одному Богу известно!.. Живот в трех местах проткнул, горло перерезал и так сам в крови загваздался, что все стены, пол, сени, крыльцо и даже калитку перегадил… Всласть вошел человек! Видимо, захлебнулся в наслаждении!.. От девчонки только какие-то лохмотья остались… Так мы ее на полатях и нашли.

— Черт знает что такое! — сказал следователь.

— Но хуже всего было то, — продолжал старый прокурор, — что на всю эту бойню, которая продолжалась долго, смотрел с печи маленький брат девочки Степка. Убийца и его хотел было прирезать, но, видимо, насладившись всласть девчонкой, ослаб и по-своему подобрел. Он уже взял Степку за руку и нож взял, но Степка взвыл:

— Ой, дяденька, не трожь! Ой, миленький, ой, золотой!..

Да за руку убийцу, только что зверски зарезавшего его мать и сестру, поймал и давай целовать… взасос!.. Всю мордочку в сестриной и материнской крови измазал… Сам ревет, сам визжит, а руку целует, словно отцу родному, который его, Степку, высечь хочет!.. И вымолил-таки свою, Степкину, жизнь!.. По его указаниям и нашли убийцу.

Старый прокурор почему-то приостановился.

— А когда мы этого Степку опрашивали, видно было, что это Степке даром не прошло… Не дешево стало!.. Привели нам мальчугана, худого, как спичка, с большой головой, на которой все волосы оборваны и дыбом торчат. Глаза у него огромные, дикие и все время моргают. Моргают и в то же время лезут из орбит, а язык, как в пляске святого Витта, сам собою изо рта выскакивает… точно у лягушки!.. И страшно, знаете; и жалко, и противно было смотреть. Лучше бы уж он его в самом деле зарезал! А то, что… не человек стал, а так, какая-то корча…

Кое-как произвели мы допрос. Всю душу ему вытянули, во второй раз заставили все переживать, а таки допросили…

— Ну, зачем же?.. — болезненно поморщился следователь.

Старый прокурор злобно огрызнулся.