Фазиль Искандер - Чик и белая курица

Чик очень любил Александру Ивановну и любил ее уроки. И он не хотел ее обидеть.

— Не урок, а жить скучно, — поспешно ответил Чик.

— Ну, это бывает, — почему-то улыбнулась Александра Ивановна, может быть, радуясь за урок, — только ты знай заранее, что это обязательно пройдет.

И Чику сразу же стало легче. Как он забыл об этом! Сколько раз и раньше портилось настроение, а потом все, все забывалось!

Но Чик рано обрадовался. На большой перемене к нему подошел Шурик, нервный сын школьной уборщицы.

— Что, Чик? — сказал он, ехидно улыбаясь, — курицу не мог зарезать?

— Почему не мог? — только и сказал Чик от растерянности.

— Конечно, не мог, — уверенно ответил Шурик, — вся школа уже об этом знает.

У Чика екнуло сердце.

— Ножик был тупой, потому и не зарезал, — как можно равнодушней ответил Чик. Он решил держаться этой версии и ни шагу не делать в сторону.

— Ножик был тупой! — передразнил его Шурик, — если ножик был тупой, отнес бы курицу Хахаму, и он бы тебе ее зарезал!

Он это сказал с далеко идущим ехидством.

— Шурик, — проникновенно ответил Чик, — сколько раз я тебя лупцевал за ехидство? Еще раз хочешь?

Но тут прозвенел звонок, который явно взбодрил Шурика.

— Случайные победы, — нагло воскликнул он и, уже поворачиваясь, чтобы идти в класс, бодро добавил: — еще неизвестно, кто кого!

Чик ушел в свой класс, уныло утешаясь, что хотя бы о том, что курица была белая, Шурик ничего не знает. Но кто рассказал о курице в школе? Его дворовая команда или ребята из соседнего двора? Слишком много было свидетелей.

Чик знал, что он никогда не будет допытываться, кто именно сказал. Гордость мешала. Это было унизительно. Это означало бы, что он слишком большое значение придает случившемуся.

На следующей перемене, когда Чик, одинокий и грустный, похаживал по школьному двору, к нему вдруг подскочили братья-рыжики. Один из них выпалил:

— Чик, мы придем на похороны твоей курицы. Когда будут похороны?

Это было так глупо, что Чик не удостоил его ответом. После чего оба Рыжика расхохотались, потом, став в затылок друг к другу, сделали постные физиономии, каждый приподнял согнутую руку к плечу, и они мрачно стали ходить вокруг Чика. Чик даже растерялся, до того все это было глупо и непонятно. Но вдруг они фальшиво стали мурлыкать траурный марш Шопена, и Чик с ужасом понял, что они изображают похороны курицы. Несколько школьников, которые были поблизости и слышали слова Рыжика, стали хохотать. Слава Богу, их было только четверо. Слава Богу, что Рыжики хотя бы не знали, что курица была белая.

— Глупая шутка, — сказал Чик, делая вид, что его не тронула насмешка, ничего смешного. Просто ножик был тупой.

— Просто курица была белая, — насмешливо сказал один из Рыжиков, потому и не зарезал.

Так они и про это знают, помрачнел Чик. Неужели Сонька все рассказала? Нет, Сонька не могла рассказать. Хотя именно Соньку следовало проучить, что она первая громко сказала про белую курицу. Ну, хорошо. Догадалась. Молодец. Но ведь могла бы подойти к нему и на ухо шепнуть о своей догадке. И Чик шепотом сказал бы ей всю правду, но предупредил бы, чтобы она об этом никому не говорила. А теперь что?

— Видно, Чик любит беляков, — сказал второй Рыжик, — потому он жалеет белую курицу.

Рыжикам и другим четырем школьникам это показалось ужасно смешным, и они опять расхохотались. Шутка была не только глупая, но и политически опасная. Чик это понимал.

— Чья бы корова не мычала, да твоя бы молчала, — сказал Чик, многозначительно взглянув в глаза Рыжика. А тому хоть бы что!

В Мухусе беляками считались люди исключительно дворянского происхождения. А отец этих Рыжиков был хиромантом, ездил по городу на осле и во всю глотку кричал:

— Последний русский дворянин и первый советский хиромант!

И вот сейчас один из этих Рыжиков напоминает ему про беляков. С ума сойти!

— По крайней мере, я не воровал кур, — сказал Чик, чтобы унизить Рыжиков. Все знали, что они вовсю воруют соседских кур. Но Чик от волнения допустил ошибку. Рыжики не только не стыдились этого, наоборот, гордились.

— Я для тебя украду белую курицу, — сказал один из них, смеясь, — так что не горюй по белой курице!

А между тем к ним присоединялись все новые мальчики. Чик подумал, что бы смешного про них вспомнить? И вспомнил!

В Мухусе до войны был такой обычай. Во время пролетарских праздников на всех домах вывешивали красные флаги, чтобы показать, что жители этих домов радуются Советской власти. Самые подозрительные начинали радоваться за несколько дней.