Аркадий Драгомощенко - Устранение неизвестного

Начало тишайшей охоты. Слова равноправны и абсолютно безразличны к миру. Горсть. В 14 лет я уже знал, чем закончится рассказ, который, неведомо по какой причине мне необходимо дожить до конца, до самого его порога, о котором известно было задолго до того, как он начнется, но в окончание которого мое весьма состарившееся знание вплетается невесомо, под стать паутине в волосы, или обжигающему дыму в асфальт, или заиканию в никуда. Таково начало: ступай в ванную, я еще полежу. Начни, или кончи. Либо - таков внезапный приход осени, жаждавшей предложений, напоенных определениями, неизъяснимо уничтожавшими друг друга в бесцельном стремлении за пределы памяти, состоящей из одних пределов, одержимость передела которых уводит нас на этот раз в Беркли, в кафе Music Offerings, в наркотические тени имен, вьющихся над впадинами как бы в ожидании влаги - "...things changed itself so fast! Right now I thought that origins of intentions usually lie in the unpredictable shadow of obsession what transforms... or, which it to say, reveal itself quite latter as addiction rather then..." - "Then we likely suppose that the state of addiction is a focus of the very desire to restore an obsession? The dark point which cannot serve as a projections screen? Exactly, this is attractiveness of a "dark" mirror, as if there is a place where one apprehends a phenomena of (dis)appearance, which we imagine in turn as a tain... More tea?" "Thank you, Arkadii. We should slowly get ready, since my students are waiting for me. Isn't this a fun?.. Oh, I see, you are real addict!" Я потерял сигареты. То есть, я по-видимому оставил их на столе. Открой руку. Так. Какими капиллярами путешествует боль? Является ли она потоком или мельчайшим математическим телом, стремящимся к уравнению? Блуждающие по этажам сновидений. Садилось солнце. От полотна занавесок тянуло солью и холодом. Так было написано давно. Я с удовольствием пишу это и сегодня, я повторяю то, что писалось. Иные вещи более меня не привлекают. Они обречены оставаться где-то там, на ломкой желтой бумаге 70-х годов. Был ветер, а дальше, вероятно, был Бог.

Не разобрать, что было написано в постели ночью - "я ловлю себя на... или же - я... тебя... о". Меняет ли в моей жизни что-либо перестановка: "о" и "тебя"? Наутро сухости во рту, предполагаю: я ловлю себя на том, что... тебя, он..., либо - я ловлю тебя на том, что... (смутное действие, запечатленное в чистой глагольной форме) себя. Все версии бессмысленны, единственно намерение принимается сучить нить из пряжи обещаний. Такая модификация вируса вписывает собственную среду. Длины не изменяются. Частично надписывает себя в резидентную память, вызывая затем осыпание букв. Осень письма. Но настоящая строка также вписывается в оперативную память читателя. Она также надписывает уже существующие словарные и синтаксические массивы, не увеличивая объема. И "осыпание" значений, возникновение иных вне контроля читающего, лишенных целесообразности, то есть покуда не присвоенных, не вписанных функционально в контуры прежнего, ателеологичных, то чего я жду. Вирусология языка. Переводчик Ада Лозинский. Il n'y a plus en lui substance d'homme. Et la terre en ses graines ailees, comme un poete en ses propos, voyage... (St-John Perse). По возвращению из Китая мне не удалось двинуться дальше нескольких абзацев, - как жаль, как жаль, сколько всего впереди. Эти страницы раздражают. Я ловлю себя на том, что со страницы считывается, - или со странным усилием пытаюсь выговорить то, как по артериям какого-то персонажа всегда принадлежащего тому, что "было" минуту назад, текла кровь, то есть, как если бы персонаж был вполне жив. Что освещает мертвых? Солнце, только солнце обладает властью приближать умерших. Победоносное солнце, плодящее червей. Потом ее взгляд останавливался на некой вещи, в качестве которой можно избрать все, что находится в этой комнате: пыль на столе. Является ли пыль вещью? Отнюдь, пыль это - множество вещей. Тогда как великое множеств книг это одна вещь, неустанно следящая странствия пыли. У фашизма всегда слишком человеческое лицо. Я вижу с ухоженными ногтями пальцы. Они смыкаются на леденцовой шее белого офицера, выдвигая его вперед, тогда как противник делает все от него зависящее, чтобы собрать ореховые листья. "О, я помню, как собирала тогда их ты после всего, осень была полна лунами, обгоревшими по краю, но и воздушными капканами, в которых мраморные спирали ветра вели тяжбу". У цирка я увидел Ольгу Хрусталеву и Александра Блока. Ольга издали махнула рукой. Как я понял, это означало приглашение присоединиться к разговору.

- Вы знакомы? - спросила Ольга. Блок кивнул головой, что могло пониматься двояко. И то, что мы виделись, и то, что он рад новому знакомству. - ... и конечно же, ваши голубые глаза, - после легкого поцелуя в щеку продолжила Ольга разговор, начавшийся по-видимому задолго до моего появления. Кто кого поцеловал в щеку? Кто задал вопрос. Как мы теперь относимся к утверждению?

Читать дальше