Севиль. Да я же не знала, Балаш, что гости непременно будут.
Балаш. Ладно, ладно! Какой из тебя человек? Поторапливайся. Теперь не до разговоров. Скорее убери комнату и разводи огонь. Не знаю, право, даже, кто будет подавать гостям.
Севиль. А я бы не могла, Балаш? У меня новый платок. Покроюсь и сама буду подавать ужин.
Балаш. Нет уж, уволь. Лучше садись в другой комнате и никому не показывайся, а отцу постели в задней комнате, пускай себе спит. Еще выйдет к гостям в своей допотопной одежде, опозорит меня.
Севиль. Ну ладно. Ты сам и посиди с гостями.
Балаш. И это неудобно. Если бы были только мужчины, еще ничего. Но будет и женщина. Надо, чтобы и от нас какая-нибудь женщина за столом сидела.
Севиль. Скажи, Балаш, эта женщина, что на карточке, тоже придет?
Балаш. Она-то и придет... А что из того?
Севиль. Да ничего, я просто так. Она с мужчинами будет сидеть?
Балаш. А то нет! Придет с тобой суп варить.
Севиль. Почему же ты никогда меня к людям не пускаешь, никуда с собой не берешь? Разве я хуже других женщин, хотя бы даже той самой, что на карточке?'
Балаш. Не твое дело рассуждать. Я теперь человек большого общества, вращаюсь в кругу врачей, писателей, философов. Куда я выведу тебя в таком платье, в этих башмаках и чулках?
С е в и л ь. А ты купи мне хорошие платья, и я оденусь иначе...
Б а л а ш (перебивает). Да разве дело только в платье? Ты даже ходить как следует не умеешь, говорить не умеешь, на стол накрыть не можешь, апельсин почистить и то ты не можешь. Куда я тебя такую выведу? Словно верблюд в магазине хрусталя, всю посуду перебьешь.
Севиль. А что мудреного апельсин почистить или на стол накрыть? В одну минуту я на сто гостей обед приготовлю. Дыни и арбузы нарежу.
Балаш. Да что с тобой толковать, все равно ты не поймешь. Для наших баб и мужиков ты все можешь приготовить. Но для этого общества, где я теперь вращаюсь, ты не годишься. Там апельсины подаются иначе. Салфеточку иначе складывают. Ну как я тебя введу в это общество? Люди скажут: что за медведь и кто его из лесу да прямо к людям привел? Или отца в его попонах. Куда я его выведу? Не станут ли смеяться надо мной: каков, дескать, сын и каков родитель.
Севиль. Балаш! С тринадцати лет я живу в этом доме, и все время мы жили в нужде, впроголодь. Теперь бог послал нам кусок хлеба, но ты по-прежнему меня никуда не выводишь. Чего боишься? Вначале будет трудно, а потом я всему научусь. Откуда эта женщина все знает? Ведь не из утробы же матери вышла такая умная?
Балаш. Она ученая, из богатой семьи. Отец ее был полковник. Она все знает: и что под землей и что над землей. Бывала в Париже, окончила курсы маникюра, по-французски знает лучше француза, по-русски - лучше русского. А философию как свои пять пальцев знает. А ты что знаешь? Да знаешь ли ты, что такое философия?
Севиль. Фильсафет... Фильсафет...
Балаш. Да ты и выговорить правильно не можешь.
Севиль. Почему - не могу? Меня жена Ивана учила, как салфетки складывать.
Балаш. Боже мой, боже мой! Жить в этой отравленной невежеством среде хуже адских мучений.
Севиль. Постой, постой! Может быть, ты не о салфетке, а о чем-нибудь другом говоришь?
Балаш. Вот именно, я говорю о том, как лепешку печь...
Севиль. Ты только объясни мне, Балаш, толком. Скажи, что это такое фильсафет? Едят ли его, пьют ли, одевают ли? Только бы разок увидеть, как это делают, а там, если я не сумею сделать лучше всех, то руку себе отрежу.
Б а л а ш. Ну уж ладно, не открывай теперь дискуссии. Говорю тебе, садись в другой комнате, запрись и не выходи на эту сторону. Поняла?
Се аи ль. Поняла, Балаш. Раз ты так хочешь, я не выйду! (Плачет).
Балаш. Ну уж довольно. Нечего панихиду устраивать. Есть у нас стаканы?
Севиль (подавляя слезы). Почему нет? На пятьдесят человек хватит.
Балаш. Да не такие! Маленькие, для водки.
Севиль. Разве и водку будут пить?
Б а л а ш. А ты думала - придут к тебе тут молебствие совершать?
Севиль. Эта женщина тоже пить будет?
Стучат в дверь.
Балаш (вскакивает с места). Пришли! Пришли! Скорей уходи в другую комнату. Запри за собой дверь. Сюда не показывайся!
Севиль. Хорошо, Балаш. Не покажусь... Ну, а если она сама зайдет?
Балаш. Не зайдет, не зайдет. Отцу приготовь постель, пусть ляжет. Если Гюлюш придет, смотри, чтобы не заходила в эту комнату. Она ведь сумасшедшая, еще ляпнет что-нибудь. Для меня это хуже смерти. Слышала?
Севиль. Ну, Балаш, ей-богу, я боюсь с ней говорить. Она и без того угрожала, что все полки переломает...
Читать дальше