Александр Этерман: Роза ветров

В сюжете романа, несомненно, немало странностей. Некоторые из них настолько вопиющи, что пропали или были исправлены при экранизации. Так, сердца создателей фильма не вынесли, в частности, нарочитой бессердечности героев, плохо согласующейся с их характерами. Так, девица, волей случая ставшая возлюбленной Адсона, вскоре после этого арестованная инквизицией и обреченная на смерть, исчезает из романа задолго до его логического завершения или даже собственного конца. Как только она перестает существовать в реальном времени, ее участью перестают интересоваться. В фильме забота о девице доведена до абсурда - ее вырывают из рук инквизиции. Однако все странности бледнеют, когда мы обращаем взор на явления, которыми странными вовсе не являются. Более того, являются вполне закономерными.

Цветы запоздалые

Читатель уже угадал: мы будем доказывать кровное родство (на другом языке - общность поисхождения) романа итальянского - "Имя розы", романа русского - "Мастер и Маргарита" ("М. и М.") и ряда других произведений. При этом мы вовсе не претендуем на то, что способны извлечь из романа итальянского все содержащие в нем намеки. Так, замечательный исследователь Михаил Хейфец, одолживший у нас на несколько недель русское издание романа, уже обнаружил в нем интересную и явно не случайную перекличку с современными неокатолическими дискуссиями. Однако мы осмелимся предположить, что родство с булгаковским опусом - это кровное родство, а не свойство. То есть - если бы не общие предки, ни тот, ни другой просто не могли бы существовать. О свободе вступления в брак тут нет и речи - налицо общие родимые пятна.

Естественно, доказательства в большем или меньшем изобилии предоставят тексты - не настоящие тексты, разумеется, а те, которые, по мнению Мандельштама, не выписка, а цикада. И вообще, кровное родство начинается с названия.

Почему, впрочем, с заглавия, а не с двух заглавий? Да потому, что на заглавие булгаковского романа Эко повлиять не мог, во всяком случае, ему так казалось. Вдобавок, мы не знаем, под каким заглавием "М. и М." появились по-итальянски. Нам еще памятно заглавие, появившееся на обложке ивритского издания: "Сатана в Москве". Ни более и не менее...

Вспомним, однако, что проницательнейшие исследователи творчества Булгакова Майя Каганская и Зеэв Бар-Села ("Мастер Гамбс и Маргарита", в дальнейшем "М. Г.") уже отмечали:

"...Роза и только она - цветочный герб романа: Мастер - ''Я розы люблю''; ''не любил запаха розового масла'' Пилат".

Не мог не заметить булгаковскую розу и Эко (хотите доказательство ведь заметили же ее и мы сами, еще до поступления посторонней помощи!). Но как просвещенный европейский мыслитель, он не мог обратить внимания на то, на что мы сами внимания бы не обратили - эта самая роза является и предметом любви, и предметом злейшей ненависти, более того - символом пытки:

"...Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с утра... О боги, боги, за что вы наказываете меня?

...Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь гемикарния... От нее нет средств, нет никакого спасения..."

Итак, для одного роза - вернее, восходящий к ней запах, - пытка, настоящий кошмар. Для другого - для мастера, то есть, - это то, что он "любит", да еще в тот самый момент, когда "любовь выскочила... как из-под земли выскакивает убийца в переулке..." Эко заметил, что тут дистанция огромного размера - вполне достаточная, чтобы запихнуть в промежуток между двумя розами целый роман. Поэтому он, ссылаясь на одного из тех авторов, расшифровывать писания которых Воланд будто бы приехал в Москву, и помянул этот цветок дважды - опять-таки, разнеся эти упоминания как можно дальше друг от друга. Один раз в заглавии романа, - "Имя розы" - а затем в самом его конце, вернее, в последней фразе: "Роза при имени прежнем - с нагими мы впредь именами."

По словам Эко, "цитата взята из поэмы ''Де цонтемпту мундиюю - ''О презрении к миру'' - Бернарда Морланского (XII в.)". Ни за что не забудем, что сказал обо всем этом Воланд "...Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века. Так что требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист." Кажется, уже не единственный. Но кто такой этот Бернард Аврилакский? И вообще, "Dе cоntеmpty mundi" - не о презрении ли это к непроницательному читателю?