К Енко - Частная жизнь Гитлера, Геббельса, Муссолини

В конце сентября Эдда Чиано писала своему мужу в министерство иностранных дел: "Моя мать лишена чувства юмора. Она говорит и делает самые невероятные вещи. Но пишу я не поэтому. Мой отец очень нездоров. Боли в желудке, раздражительность, депрессия и т.п. Моя мать рисует мрачную картину. По-моему, у него снова разыгралась старая язва - его частная жизнь последних лет дает себя знать. Но давай не будем говорить об этом. Так вот, ему сделали все возможные рентгеновские снимки, - они все плохие, - но специалистов так и не приглашают... Пожалуйста, попробуй сделать что-нибудь... что угодно, лишь бы отца обследовали или хотя бы осмотрели. Держи связь с моей матерью и помогай ей. До сих пор единственные методы лечения, признаваемые им - богохульства и брань".

Одного из ведущих итальянских врачей, профессора Чезаре Фругони, попросили, как бы случайно, обследовать дуче. Он подтвердил опасения Эдды Чиано, поставив точный диагноз - запущенная язва двенадцатиперстной кишки. Муссолини посадили на жидкую диету, что в свою очередь вызвало анемию. В мае 1943 года слуга Муссолини увидел, как его хозяин корчится в судорогах на полу в Рокка делле Каминате. Испугавшись, он влетел в комнату к Ракель с криком "Il Duce muore! Il Duce muore! Дуче умирает!" Немедленно прибыл доктор Поцци и после осмотра сказал Ракель, что её мужу следует лечь в постель и отдохнуть. Кроме того, он посоветовал проконсультироваться не только у профессора Фругони, но и у трех других уже вызванных докторов. Впоследствии Ракель писала в дневнике: "Мысль о таком количестве врачей испугала меня. Они во всем противоречили друг другу. Фругони, поставивший диагноз "язва", иронизировал по поводу одного из коллег, который "прожужжал все уши, твердя о дизентерии". Однако затем он согласился, что острая дизентерия явилась осложняющим фактором. Затем Фругони выдал другой диагноз - рак, но был тут же опровергнут профессором Чезаре Бьянки".

Настоящим, а не мнимым поводом для беспокойства, о котором знали лишь Чиано и старший сын Муссолини Витторио, было психическое состояние дуче. Ночами он спал очень плохо, а в светлое время суток находился в состоянии повышенного возбуждения. Муссолини никак не мог оправиться. Тем более, что обстановка на фронтах складывалась для Италии самая неблагоприятная..

Как только до дуче доходили новости о новой неудаче в Северной Африке или на Средиземноморье, он начинал биться в припадках гнева. Поносил армию, которая сражалась "со спокойствием и безразличием профессионалов, вместо того, чтобы биться с яростью фанатиков"; ополчился против итальянцев, не созданных для войны, которые в отличие от японцев и немцев, "так и не созрели для столь мрачного, но и решающего испытания"; проклинал англичан "на вечные времена" за то, что они отняли у него империю, оккупировав Абиссинию - это было уже его "личной вендеттой". Муссолини проклинал Рузвельта, к которому испытывал просто патологическую ненависть. "В истории никогда, - злобно заявлял он, - нация не управлялась паралитиком. Были лысые короли, толстые короли, красивые короли, даже глупые короли, но никогда не было королей, которые желая посетить бал или сходить в столовую вынуждены прибегать к услугам другого человека". Его приводили в ярость даже традиционные праздники. Например, что это за праздник Новый год? А "день Сретения Господня - вообще праздник еврейского обряда, упраздненный самой церковью". И почему это некоторые позволяют себе выражать недовольство по поводу неграмотности населения? "Даже если и существует неграмотность, то что из этого? - вопрошал Муссолини. - В четырнадцатом веке Италия была населена сплошь неграмотными людьми, но это не помешало расцвести Данте Алигьери. А сегодня, когда каждый умеет писать и читать, кого мы имеем? Поэта Говони!"

Но даже несмотря на возраставшую раздражительность, Муссолини становился все более апатичным, в том числе и в те дни, когда его здоровье немного улучшалось. Его выступления уже не были столь убедительными и яркими, а его ироничные комментарии - столь остроумными и занимательными, как раньше, они казались теперь просто проявлением скверного настроения дуче. Он часто противопоставлял себя другим, при малейшем споре терял самообладание, раздражался и горячился, а затем... снова впадал в апатию. Стал подозрителен и непримирим более, чем когда-либо. Однажды дуче сместил с должности одного из своих штабистов лишь потому, что тот носил бороду, "этот идиотский отросток".