В кустах возле байдарки кто-то стоял.
Меньшиков спустился к реке. Человек обернулся. Черный рабочий халат, сапоги, кепка с козырьком, испачканным кровью, слизью, чешуей. Он подобрал удочки и холщовый мокрый мешок. Рыбак.
- Смотрю, чего это, - сказал рыбак и кивнул на байдарку. - Лодка?
- Да.
- Твоя?
- Моя.
- Мм,- промычал мужик. - Рыбачишь, что ли, или как?
- Как?
- Ну или так, смотришь бутафорию нашу, туристом.
- И то, и другое, - ответил Меньшиков, чувствуя твердость, плотскость каждого произносимого слова.
- А, - сказал мужик, кивая, - хрена ли здесь смотреть. Кусты, глина. И рыбалка - пшик. Раньше судак был, например, а теперь бутафория.
- Да, - согласился Меньшиков.
Мужик встряхнул мешок и сказал, что с утра за мелюзгой; ну, правда, окушка одного хорошего взял... А ты зачем в деревню? Меньшиков объяснил. Мужик удовлетворенно кивнул и подтвердил, что магазина здесь нету и никогда сроду не было. Меньшиков тем не менее спросил, не продаст ли он ему что-нибудь. Мужик посмотрел на байдарку, на реку, покачал головой.
- Нечего. Бутафория такая.
Но сам выжидательно смотрел на Меньшикова, не уходил. Выражение лица его было хитро-простодушным. Меньшикова уже тяготил этот разговор.
- Ладно, поплыву, - сказал он, спускаясь к воде.
Он отвязал веревку, вывел байдарку из укрытия. Оглянулся. Мужик был еще здесь.
- А что тебе, например, продать? - спросил он.
По дороге в деревню рыбак рассказал, как однажды тут проплывала целая делегация с самой Украины, ну, не делегация, а компания, на двух моторках-катерах два профессора из ментовской академии, две ихние женки и один местный майор, они, как выражается Мичман, зафрахтовали на сутки Глухаря, глухонемого гармониста, и остановились на другом берегу. Туристы. Значит, и ты? Хотя хрена ли здесь глядеть, а?
И он окинул взором окрестности, водонапорную башню, избы. Приглашая и Меньшикова посмотреть. И Меньшиков тоже окинул. И окрестности эти показались ему до смерти унылыми, серыми, сирыми. Во всем была скудость, какая-то тщета. Зеленели перелески, темнели поля. Вблизи как-то глупо белела береза. Именно глупо. И водонапорная башня напоминала бездарный восклицательный знак бездарного времени. Дорога зияла посреди деревни: в колдобинах, похожих на воронки от снарядов, гнил всякий мусор, кости, бумажки, драная обувь, школьный портфельчик, ржавели консервные банки.
Из одной избы вышел невысокий мужик, заросший бородой, в строительном матерчатом шлеме со шнуровкой, уставился на прохожих. Рыбак с ним поздоровался. А чуть позже пробормотал: "Шиш тебе, накося выкуси".
Меньшиков взглянул на него.
- Мичман выполз, не пахнет ли, мол, дело чем-то, - разъяснил рыбак. - А ведь нам с тобой выпить нечего?
Меньшиков пожал плечами.
- Нечего, - печально протянул мужик. - Даже под плотвиц с окушками. Тут уж бутафория такая.
Они свернули к дому с железной крышей, перед которым паслись гуси. Откуда-то вышла женщина в черном линялом халате, сапогах, платке. Мужик запнулся, растерянно заулыбался, покосился на Меньшикова.
- А мы вот с гостем, - сказал он.
Женщина молча прошла мимо. Поднялась на крыльцо. Хлопнула дверь.
Мужик потуже натянул кепку с рыбьей кровью. Обернулся к Меньшикову.
- Значит, такая установка. Здесь обожди.
Он взошел на крыльцо, снова обернулся и предостерегающе поднял палец. Оставив удочки, с рыбным мешком он шагнул за дверь.
Было тихо.
Меньшиков посмотрел на горбоносого гусиного вожака. Тот почему-то не обращал внимания на него. Видел, что пришел с хозяином?
В доме было тихо-тихо.
Меньшиков ждал минут двадцать.
В доме стояла все такая же гробовая тишина.
Наконец он не выдержал и пошел. Тут же гусак зашипел ему вослед.
Трудно понять этих жителей, думал Меньшиков. Жителей вербной земли. И я для них, как варяг.
Тут снова, как черт, вылетела грязная собачка, истерично завизжала. Меньшиков пожалел, что не прихватил какой-нибудь посох, дубину. В этот раз собачка осмелела до такой степени, что щелкала острыми розоватыми зубками у самых ног. Меньшиков огляделся в поисках палки или камня. Но ему помог бородатый Мичман. Он цыкнул на собачку, и та, как ни странно, сразу унялась, ну, не сразу, еще злобно ворчала, но уже не заливалась: поджав хвост, потрусила прочь.
- Какой курс? - спросил Мичман в строительном шлеме с белой шнуровкой.
Мичман и продал ему кое-какой провизии. А рыбака обругал, дескать, у Плотвы-бутафории все бутафория. Маленькое лицо Мичмана пряталось в густейшей бороде. Вообще-то на мичмана он не был похож, обычный крестьянин, в строительном шлеме, скорее бывший строитель.
Читать дальше