Т Фадеев: Руки матери

Но с наступлением зимы приближалось новое испытание - голодное время.

Задолго до Нового года переставала доиться корова. Семья садилась на хлеб с картошкой. Ближе к весне подходили к концу скудные запасы муки.

Чтобы как-то отодвинуть наступающий голод, мать загодя начинала подмешивать в квашню сначала тертую сырую картошку, а когда и картошки оставалось совсем немного, в дело шел зеленый капустный лист. Хлеб с капустным листом мало напоминал настоящий хлеб, он был темный, тяжелый, склизкий, и дух от него шел такой тяжелый, что его не выносила даже кошка.

Катька такой хлеб никак не признавала за хлеб и, размазывая по лицу слезы, упрямо тянула:

- Ма-ма-а! Хочу хлеба-а-а! Хле-е-ба-а!

Мать в ответ заливалась слезами горше самой Катьки.

А Митя ел. Он был уже большой и понимал, что никакими слезами не выпросишь того, чего нет в доме. Он ел, хотя от такой еды его тошнило, кружилась голова и не было ни сил, ни желания что-то делать, даже просто двигаться. Он часто пропускал занятия в школе, целыми днями неподвижно лежал на полатях.

Но наступал день, когда кончался и капустный лист. Тогда мать начинала подмешивать в лепешки древесные опилки.

В это самое время, когда положение казалось совершенно безвыходным, семью выручала Белянка. В начале марта, ночью, когда Митя и Катька еще спали, мать вносила в избу только что появившегося на свет, беспомощного, длинноногого, головастого теленка. То-то был праздник! Ведь теперь у Белянки появится молоко!

Им больше не грозила голодная смерть. Митя снова ходил в школу, изо всех сил стараясь наверстать упущенное. И все равно без хлеба - не жизнь... Поэтому он с нетерпением ожидал конца учебного года, когда можно будет работать в колхозе и в конце каждого рабочего дня получать свои двести граммов муки.

За лето Митя немного отъедался, и к осени его снова начинало тянуть в школу.

Занятый своими мыслями, Митя и не заметил, как проборонил довольно большой участок. А главное - глинистая ложбинка осталась позади.

Когда подошло время обеда, Митя выпряг лошадь, стреножил ее и пустил пастись на меже, а сам пошел к березе, на которой оставил свой пестерь.

Усевшись под березой, он принялся за обед. Быстро, даже как-то незаметно, исчезла картошка, лук и яйцо. Опорожнив бутылку молока, Митя взял оставшийся кусок хлеба и пошел к лошади. Заметив приближавшегося хозяина, лошадь подняла голову от травы, тихонько заржала и медленно двинулась ему навстречу. Отламывая по небольшому кусочку, Митя скормил ей хлеб и снова пустил пастись, а сам свернул в лес.

В лесу было хорошо. Пробравшись между разлапистым ельником, Митя очутился в густом черничнике. Невысокие кустики черники были усыпаны уже переспевшими сизовато-черными ягодами. Вскоре Митины руки, губы и язык сделались лиловыми, зато он всласть наелся вкусных ягод.

После обеда работа пошла спорее. Но всякий раз, когда Митя начинал новый загон, ему в глаза бросалась злополучная ложбинка, пробороненная кое-как: брошенные семена не перемешались как следует с комковатой глинистой землей.

Мысль о плохо сделанной работе засела в Мите, как заноза, и он, не выдержав, повернул лошадь обратно к ложбинке.

И тут случилось несчастье. Лошадь, тащившая борону поперек перевернутых пластов земли, споткнулась. Вздыбившуюся от рывка борону кинуло в сторону, ее острый зуб ударил Митю по щиколотке. Митя взвыл от боли и повалился на землю.

Лошадь остановилась. Покосившись на корчившегося у ее ног мальчика, она глубоко вздохнула, как будто сожалея о случившемся.

Митя попытался встать, но тут же, застонав, снова опрокинулся на землю. Его бросило в жар, на лбу выступил липкий пот. Он лежал, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить ушибленную ногу. Она заметно опухла и стала какого-то зловещего грязно-фиолетового цвета.

Вскоре прибежали Гришка с Ленькой.

- Что тут у тебя?

Митя молча показал ушибленную ногу.

- Ух ты-ы! - воскликнул Гришка. - Чем это тебя так садануло? Бороной? Мы глядим, лошадь на месте стоит, а тебя не видно. Я говорю Леньке: "Айда, мол, сходим, посмотрим, не случилось ли чего..."

- Надо домой ехать, Митька, - посоветовал Ленька. - Гляди, как нога посинела. Вдруг перелом?

- Нет, не похоже, - отозвался Митя. - Как я уйду домой? А норма?

- "Норма"! - передразнил его Гришка. - Не умирать же тут из-за этой нормы. Езжай домой!

- Погожу еще немного, может, пройдет, - нерешительно сказал Митя.

- Ну, как знаешь. Айда, Ленька!

Ребята убежали, Митя остался один.