Аркадий Гайдар - В дни поражений и побед

Дальше после титула "Атаман степного истребительного отряда". - печатными буквами стояла подпись: Шакара.

- Вот! Вот... - сунул разгневанный Битюг в лицо сотенным бумагу. Дураки, черти криворожие. Не могли до сих пор узнать, что тут - не солдаты, а юнкера ихние. Да не я буду, если они не рыщут по ночам по всем направлениям, когда вы пьянствуете да дрыхните!

- Забобура! - продолжал он. - Могляку приказ. Ночью потревожить их с тыла. Долго пусть не дерется. Но чтобы ночь не спали те тоже. Мы их закрутим. А ты! - закричал он на Оглоблю. - Распустился сам и ребят своих распустил. Зачем Семенки сожгли, когда я одно Крюково спалить приказывал?

- Точно! Ошиблись маленько, - бормотал, пятясь к выходу, Оглобля.

- То-то - ошиблись!

В лагере дымились костры; над обеденными котлами играла гармония, слышался смех и ругательства. Занимался каждый, чем хотел. Тут кучка, лежа и сидя в самых разнообразных позах, резалась в затасканные карты перед грудкой петлюровских "карбованцив". Там человек десять окружили бутыль с какою-то мерзостью и перекачивали ее содержимое кружками в желудки.

А вот и занятые настоящим делом: один с упорством окорачивает ствол винтовки наполовину, превращая ее при помощи подпилка в специально бандитский карабин. Другой вплетает в конец нагайки тяжелую свинчатку, и, очевидно заранее предугадывая последствия от удара ею по чьей-то спине, довольно улыбается.

Кто они? - Эти Черкаши, Оглобли, Могляки, Свинстунчики? Что это за народ без имен и фамилий, с одними только кличками, наполнивший собой все поля, леса, деревни и хутора Украины?

Объединяет их грабеж, водка и страх уже за совершонные преступления. И чем дальше, тем основательнее опасения, так как руки каждого пачкаются все больше и больше в крови. И бросив всякий расчет на возможность сближения с красными, они доходят до крайних пределов жестокости и ненависти. - Один ответ!

Встречаются в лагере и бабы. Да недалеко ходить. Вот атаманова Сонька. Эх, хороша штучка! И конь у нее есть белый с яблоками, "сам" подарил, из учумского совхоза достали. Поймают москаля, приведут связанного.

Кто кричит: зарубить, кто - повесить, а она - тут как тут! Подъедет она, - раз плетью, два, сшибет с ног конем и затопчет. Умный конь-то, наваженный. Благородная сама, из актрис, кажется - петербургская. Затопчет и смеется:

- Хорошо, ребята?

- Го-го-го! Куда уж, лучше не надо!

И качают головами, умильно вздыхая, ребята. "Да, это - штучка! Вот бы..." Но тут мысль неизменно обрывается и перебивается другой. - "Пожалуй! попробуешь! В прошлом году сотенный, что до Могляка был, - из офицериков, - прилаживался. Зарубил Битюг, - полоснул шашкой и - конец!"

И прут разные Вахлаки и Забубенные по деревням и хуторам, - девка ли, баба ли, лишь бы понравилась.

- Даешь сюда!

Та в страхе пытается вырваться и спрятаться за мужика, за старика ли.

- Но-о! - и свист нагайки. - Проваливай, авось от бабы не убудет, с собой не возьму.

- Оно тошно! не убудет, - со вздохом соглашается почесывающий спину мужик. - Конешно!

А с девками и того проще. - Не для кого беречь.

Гоголевская Украина. Добродушно-ленивая. Парубки, хороводы, дивчата со звонкими песнями. Где она? - Нету! Кипит, как в котле, разбурлившаяся жизнь. Решетятся пулями белые хаты, неприбранные стоят поля. А по ночам играет небо отблесками далеких пожаров.

XVI.

Атаман закинул ногу в стремя и, приподнявшись, грузно опустился на свою каурую кобылу. Сонька танцовала уже возле палатки на своем нетерпеливом коне, перед небольшой кучкой всадников, составлявшей конвой атамана.

- Ну! Все, что ли?

- Все.

- Трогай!

И сразу сорвавшись с места, легкой рысью полетела небольшая кавалькада и вскоре скрылась за поворотом к лощине Кривого лога.

Мелькали поля, попадались заросшие зеленью яблонь и вишен хуторки. Заслоняясь рукой от солнца, всматривались на проезжающих работающие на хлебах мужики и, узнавши, снимали шапки, низко кланяясь.

Остановились на несколько минут напиться в попавшейся на пути деревушке. И, провожаемые сочувственными советами зажиточных бородачей, а также испуганно-любопытными взглядами баб и ребятишек, поскакали дальше.

На пути, по дороге посреди неснятых колосьев пшеницы, разглядели издалека скачущих к ним навстречу двух всадников, которые, заметивши отряд, остановились в нерешительности.

- Наши ли это? - спросил с сомнением атаман.

- А вот сейчас посмотрим.

В самом деле один из всадников повернул лошадь, снял шапку и вытянул ее в сторону на правой руке два раза.