Аркадий Гайдар - В дни поражений и побед

- Что случилось? - тревожно спросила она.

- Случилось что-то скверное, Эмма. И я рассчитываю только на твою помощь.

- Чем я могу помочь? И в чем?

- Слушай, Эмма! Мы много говорили обо всем с тобой и кажется хорошо друг друга поняли. Теперь ты должна постараться помочь нам разрешить одну задачу.

- Что же такое?

- Твой отчим - белый офицер.

Эмма вздрогнула, чуть-чуть даже отшатнулась от него и побледнела.

- Как! Ты знаешь?

- Знаю! Я давно об этом догадался... А его брат, кажется, шпион, резал Николай.

- Юрий Борисович? - и она посмотрела на него большими, удивленно испуганными глазами.

- Слушай меня внимательно, - продолжал он. - Сегодня к нему попали какие-то бумаги, и ты должна постараться во что бы то ни стало достать их, если еще не поздно, - твердо проговорил он.

Она несколько раз взволнованно порывалась перебить его. Николай продолжал неумолимо:

- Эмма! От этого, может быть, зависят сотни и тысячи жизней честных и преданных своему делу людей. Эмма! Мы много с тобой говорили, теперь тебе надо решить, с нами ты или нет. Этот шаг будет бесповоротным. Эмма! добавил он вдруг другим голосом, - сделай, пожалуйста, если сможешь. Это для нашего дела и... для меня.

После долгого молчания Эмма тихо ответила:

- Но если я и достану, то как же я тебе передам сегодня, не отлучаясь от дома?

- Я буду ждать до поздней ночи возле снопов соломы, в вашем огороде, и ты перебросишь их тихонько через плетень.

...............

Чай пили дома, потому что на дворе хотя и тепло было, но собирались тучи.

Пришел и Юрий Борисович, быстро сбросил на вешалку возле веранды пальто и спросил, проходя в глубь комнаты:

- Чай есть? Ну хорошо, дайте мне чего-нибудь закусить поскорее, потому что мне скоро бежать по делам.

Все уселись за стол. Старухи болтали. Агорский с жадностью ел жаркое. Эмма разливала чай и напряженно думала: "Сверток верно большой, в карман френча не войдет, должно быть в пальто". - И в голове уже мелькал план.

Тучи сгустились, послышался далекий еще отзвук грома.

- Мама! - громко сказала, вставая, Эмма. - Сейчас пойдет дождь, пожалуй белье замочит в палисаднике.

- Ах ты, боже мой! правда, беги скорей, Эммочка, и тащи сюда.

Эмма торопливо вышла. Вот и вешалка, вот и одежа; она торопливо ощупывает карманы, один из них оттопыривается от плотно засунутого свертка. - Здесь!

Она быстро срывает свое пальто, Агорского, прихватывает чей-то чепчик и бежит к плетню.

- Николай! Коля!

- Здесь.

- Держи! Уноси все скорее, - бумаги в кармане.

И перебросивши изумленному Николаю всю груду одежи, она быстро подбегает, распахивает калитку и, схвативши кое-как с веревок белье, бросается в комнаты. В ту же минуту капли крупного дождя забарабанили по крыше.

Юрий Борисович морщится, - придется переждать дождь.

Через полчаса гроза прошла, но стало уже совсем темно:

- Ну, я пойду, - сказал Агорский, вставая.

Едва сдерживая волнение, следит Эмма за тем, как направляется он к вешалке. И слышит оттуда через минуту встревоженный голос:

- Марья Сергеевна, вы не брали моего пальто?

- Нет, - удивленно отвечает та.

Агорский быстро выбегает на пустую улицу... Но кругом темно, тихо, ничего не видно и не слышно.

Воры скрылись.

XIV.

Запыхавшись, порядком измокший, бежал Николай со своей увесистой и главное - неудобной поклажей. Инсценировка кражи, повидимому, удалась как нельзя лучше.

Вот и курсы, но отчего там сегодня так темно? Должно быть электричество наверху попортилось.

Он постучал в крепкую дубовую дверь. Сначала отворилось небольшое окошечко, и выглянувшая голова спросила: "Кто идет?" - потом зазвенела цепь, дверь приоткрылась, и он вошел.

"Странно! - подумал Николай, - почему это на посту не курсант, а красноармеец хозкоманды".

Он пошел наверх, по лестнице, но в обширном помещении было тихо и темно. Ничего не понимая, он спустился вниз и спросил у часового:

- Где же курсанты?

- А где же ты был? - ответил удивленно тот. - Уже два часа, как курсы уехали на фронт.

У Николая опустились руки.

- Да они еще должно на вокзале, - прибавил тот, - на товарном, кажись.

Тогда Николай кинул свою поклажу с криком: "Сдайте каптеру!" - сам, как сумасшедший, сжимая сверток, помчался по темным улицам.

Он бежал версту, другую, третью, потом подлезал под вагоны, стукался о буфера и сцепы... Вот эшелон!

- В котором вагоне комиссар?

И сразу натолкнулся на Сергея.

- Николай! Наконец-то ты!

- Сережа! Вот... - задыхаясь говорил Николай и подал сверток. - Где Ботт?