Леонид Гаврилкин - Остаюсь с тобой

Закрепив подъемную вышку оттяжками, начали поднимать штанги. Их складывали здесь же, рядом со скважиной, одну на другую, как обычно складывают длинные жерди. Штанги были замасленные, с прилипшими к ним наплывами парафина, комками песка и глины.

Все работали молча и сосредоточенно, без суетни, точно выполняя команды своего бригадира.

Незаметно минула половина дня.

Машинист подъемной установки - фамилия у него была Запорожец, хотя он ничем не походил на запорожца, какими их рисуют в книгах, - несколько раз довольно многозначительно поглядывал на солнце.

- Тарас, глаза ослепишь, - заметил ему Мустафаев. - Поднимем штанги, поедем на обед.

Подняли обломанную штангу. Ее конец был тонкий, заостренный. Она и обломилась в этом, тонком месте.

- Перетерлась, - сказал Мустафаев и махнул машинисту, чтобы тот глушил двигатель. - Или в скважине где-то изгиб, или песчаная пробка, одно из двух. Вот что, Степан, - обратился бригадир к водителю "рафика", - поедешь в цех. Пусть сейчас же подбросят пару новых штанг. Может, и еще какую-нибудь придется менять. И колокол. Без него остальные штанги мы не поднимем. По дороге подбросишь нас в столовку. Сам пообедаешь после. Ну, товарищи, по коням, как говорят у нас на Кавказе.

Все сели в "рафик". Когда отъехали немного, Мустафаев сказал Алесичу:

- Будешь хорошим ремонтником. У тебя есть реакция. Я наблюдал. Для ремонтника реакция - все. В нашем деле, бывает, и секунда много значит...

В коридоре столовой сняли брезентовые куртки, повесили на крюки, помыли руки и направились в зал. Там уже никого не было. Официантки прибирали помещение.

- Салям алейкум! - поздоровался Мустафаев, взял поднос и прошел в раздаточную.

Ели, как и работали, молча и сосредоточенно.

Алесич вдруг услыхал, как кругом задвигались. Глянул - все смотрят в одну сторону, куда-то за его спину.

- Добрый день! - послышался тихий Катин голос. - Приятного вам аппетита!

Оглянулся. Встал за столом, чувствуя, как лицо покрывается испариной. Какое-то время стоял молча, не в силах пошевелить онемевшим языком.

- А я смотрю, смотрю, ты это или не ты?

Загремели табуретки. Ремонтники как по команде поднялись и вышли.

- Давно ты здесь? - чуть сдержанный смех Кати. Ее серые глаза радостно заблестели.

- А ты? - выдохнул Алесич.

- Пару недель.

- Я тоже... - набрал полные легкие воздуха Алесич и заговорил уже более спокойно: - Уволился с триста пятой сразу после тебя. Что случилось? И не сказала...

- Долго рассказывать.

- Может, встретимся? Ты во сколько кончаешь?

- В восемь...

- Зайти за тобой?

- Зайди, - как-то безразлично сказала Катя и, взяв посуду, пошла на кухню.

Алесич стоял и смотрел ей вслед, пока Катя не скрылась в дверях. Теперь его смутило то, что она так спокойно рассталась с ним. Будто была недовольна чем-то. Будто ей все равно, встретятся они в восемь или не встретятся. И он тоже хорош. Можно было поговорить, никто им не мешал. Но поздно, не побежишь же вслед.

Вышел из столовки, присоединился к товарищам, что топтались, балагуря, в ожидании "рафика".

- Друзья! - весело начал Тарлан Мустафаев. - Позор, позор бригаде, если такое солнышко взойдет над другим трудовым коллективом. Дорогой наш Алесич, честь нашей бригады в твоих руках. У меня, друзья, такое предложение. Если Алесич не завоюет эту сероглазую, мы исключим его из бригады. Кто "за"?

Все дружно подняли руки.

Когда подъезжали к скважине, Мустафаев, наклонившись к самому уху Алесича, спросил:

- Во сколько надо?

- В восемь.

- Отпустим.

Работал Алесич, как во сне, почти не сознавая того, что делает. Перед глазами стояла Катя. Снежным комом нарастали слова, которые он сегодня скажет ей. Когда же Алесич слишком уж погружался в свои мысли, к действительности его возвращал окрик кого-либо из рабочих или даже самого бригадира. Но никто не укорял, не злился. Понимали, что творится у мужика на душе.

Время приближалось к восьми, а штанги еще не успели опустить. Алесич заволновался, раза два растерянно глянул на часы. Это усек бригадир.

- Слушай, - сказал он. - Бери "рафик" и поезжай. Без тебя справимся. Настоящий джигит не должен опаздывать. Машину назад пришлешь.

В окнах столовки еще горел свет, бросая желтые пятна на серый асфальт перед зданием, на клумбу-холмик с почерневшими стеблями от бывших цветов. Алесич стоял поодаль, в темноте, куда не доставал свет, не спуская глаз с дверей.

Подошел старенький автобус. В окнах столовки потух свет. Теперь сверкала только лампочка над дверьми. Какое-то время спустя женщины с тяжелыми сумками направились к автобусу. Последней показалась Катя - в белом платочке и темном пальто. Заперла дверь, постояла, огляделась.