Леонид Гаврилкин - Остаюсь с тобой

- Из-под березы, мама, из-под березы. Холодненького, сладенького, с комариками. - И спросил у Кати: - Ты любишь березовый сок?

- Мой отец по нескольку бочек собирал его каждую весну. Все лето березовый квас пили. Ну и квас был, скажу тебе! Ни у кого не было такого кваса, как у нас.

Наскоро переодевшись, Алесич вышел во двор. Вымыл машину, распахнув дверцы, вынул из-под ног коврики, развесил их на заборах, чтобы проветрились хорошенько. Потом, приподняв домкратом одну сторону машины, взял веник-голик, ведро с водой, залез под машину и принялся шаркать тем веником по днищу, - хотелось глянуть, нет ли где под комьями грязи ржавчины. Все днище было как новое. Только в нескольких местах он обнаружил вмятины будто кто ударил камнем... Захватив наждачную бумагу и банку с мастикой, Алесич снова полез под машину. "Теперь порядок..." - думал он.

- Слушай, Иван, тебя не придавило там, ты жив? - вышла из хаты Катя.

- Жив...

- Обед давно на столе, а тебя не дозовешься. Скоро из-за этой машины ты и про жену забудешь.

- За машиной смотреть надо. Может, больше, чем за женой. Жена не заржавеет. - И, довольный, засмеялся, продолжая осматривать и ощупывать руками то одно, то другое.

Катя отошла, присела на крыльцо, выставила на солнце белые круглые колени.

Вдруг кто-то стукнул калиткой, несмело приоткрыл ее. Алесич оглянулся, увидел женские ноги в чулках с кубиками по бокам, в черных блестящих туфлях на таких высоких каблуках, что ступни, особенно в подъеме, казалось, сгорбатились. Щиколотки узкие, голени мускулистые, красивые. Он сразу узнал, кто вошел. Непонятная грусть-тоска по утраченному отозвалась в сердце тупой болью.

Алесич перевел взгляд на зеленую юбку, которая скрывала колени, на черную сумку, она была видна ему только наполовину, потом на детские ноги в коротеньких брючках и черных ботинках с облупленными носками. Замер, не зная, что ему делать.

- Добрый день вам! - пропел знакомый голос, чуть сдержанный, вкрадчиво сладковатый, однако же напористый. - Здесь Алесич?

- Здесь, здесь, - отозвалась Катя, встала с крыльца, направилась к калитке и вдруг, точно сообразив что-то, остановилась.

Алесич лежал под машиной, не сводил глаз с ног женщины, своей бывшей жены, точно они магнитом приковали его взгляд к себе. Во рту пересохло, язык онемел. Надо было вылезать из-под машины, что-то говорить... А что?

- Ваня, тебя ждут...

Голос у Кати спокойный, даже радостный. Это хорошо, что она не вышла из себя, не потеряла самообладания, хотя, конечно, догадалась, что за гости препожаловали.

Алесич наконец вылез из-под машины.

У распахнутой калитки стояла Вера и держала за руку Костика.

Глянув на Веру, едва удержался, чтобы не залиться смехом. Зеленая юбка, цветастая кофта, белый расстегнутый плащ, волосы светло-фиолетового цвета, будто отмачивались в разведенных чернилах... Губы накрашены, цветочком.

Костик - чубатый, худощавый, с острым личиком - был в синем костюмчике, из которого давно вырос.

- Костик, - дрогнул, подался на шаг вперед Алесич.

- Папочка, - хлопчик рванулся к отцу, повис у него на шее, легкий, костлявый.

- Родненький мой, - Алесич обнимал сына за узкие плечи, ощущая под руками острые уголки лопаток.

Сын часто шмыгал носом у него под ухом.

Как откуда-то из-под земли дошел до Алесича голос Кати:

- Что ж вы, так и будете стоять во дворе? Заходите в хату. Мы как раз собрались обедать, все на столе. Посидим, поговорим...

- Спасибо, - сквозь зубы процедила Вера. Всякий раз, когда злилась, то вместо того, чтобы крикнуть или топнуть ногой, она начинала растягивать слова, пропуская их через нос, прикидываясь подчеркнуто ласковой. - Наелись на всю жизнь, хватит с нас.

- Я по-хорошему, - сказала Катя растерянно.

Вера все стояла у распахнутой калитки и брезгливо кривила свои губы.

- Может, хватит обниматься? - повысила голос. - Костик, иди сюда. Я кому сказала?

Алесич почувствовал, как детские руки еще крепче обхватили его за шею, потом вдруг обвяли. Костик выскользнул из отцовских объятий на землю, оглянулся на мать, прислонился к машине, начал водить пальчиком по фаре, внимательно разглядывая ее.

- Пойдем, Вера, правда... Спасибо тебе, что сына привезла, - проговорил Алесич и, обращаясь к Кате, добавил: - Приглашай же гостей в хату!

- Я приглашала, - обиделась Катя.

- Не думай, что я привезла его тебе. Жди... - уже не скрывая раздражения, сказала Вера. - Приехали вот посмотреть на тебя. А то такого понаписал в письме...

- Не стоять же здесь, - глянул беспомощно на Катю.