Борис Голлер - Возвращение в Михайловское

- Я боюсь, ты скоро соскучишься здесь! Без общества, без итальянской оперы!.. - сказал он уныло.

- Зато не будет - ни саранчи, ни милордов Уоронцовых!

Лев прыснул первый. Ему все смешно. Естественно! Этот всегда так и не сводит глаз со старшего.

- Побойся Бога, Александр! Он - славен как военачальник и как преобразователь нашего южного края!..

- Но это не мешает ему быть отпетым мерзавцем!.. (Дело ж не в том, что было в случайной строчке случайного письма! А в том, почему вообще - стали распечатывать мои письма!)

- Я сказал - побойся Бога! Я б не хотел слышать это в своем доме!..

- Бога я боюсь!.. Но, Бог не подслушивает! Он - не наша свинская почта! (И не корчит из себя милорда и приверженца английских свобод!).

- Ты должен был подумать о нас! Что я? Я - человек старый. Но имя семьи, но Лев, но Ольга... Лев только вступает на поприще. А Ольге м-м... еще предстоит выйти замуж!.. (- Да-с! И кто захочет жениться на сестре санкюлота? - это было под спудом.)

- Я выйду замуж, papa! можете быть спокойны!

- Почему ты так уверена? - спросил отец почти не слышно.

- А у меня красивые ноги!

Мир рушился, впрочем, он уже рухнул. Лев так и зашелся смехом.

- Что ты, Ольга? Сошла с ума! Кто так говорит? В присутствии молодых людей?!..

- Но они же - мои братья! - сказала Ольга.

- Papa! вы не должны так волноваться! Мы - другое поколение!.. - это, разумеется, Лев, насмешливо. Они - другое поколение, вы слышали?..

- У нее действительно - красивые ноги, и что особенного? А ежли вы желаете продолжать спорить - то у меня мигрень! - матушка поднялась и величественно вышла из комнаты. Сергей Львович проиграл. Он всегда проигрывал. Мигрень - главный козырь - какой он не мог победить всю свою жизнь. Жизнь кончалась. Этот цыпленок так и родился старым. Зубочистка?.. А все - Александр! Он там что-то натворил, что-то ужасное... Иначе б его не выслали сюда, под надзор. Могут выслать и далее. Если правда то, что рассказывал Пещуров... В прошедшие царствования высылали целыми семьями. Меншиков в Березове... Это наш государь - либерал! Впрочем, Катенина выслали в костромское имение, и не так давно. Что мы всем семейством будем делать в Березове?.. Или в Болдине? (Где ты, кстати сказать, никогда не был! Говорят, там - нищета, голодные крестьяне. Управитель, которого послали туда - сбежал, на это глядючи... Ты - светский человек. Что такое общество? Это общение с себе подобными. И как бы перехождение - от одного собеседника к другому... В этом перехождении и вся жизнь. Не так?)

...А Александр шел по песку - в Люстдорфе, под Одессой. Неподалеку от тех мест, где скучал Овидий. "Tristia", "Любовные элегии"... "За что страдальцем кончил он / Свой век блестящий и мятежный / В Молдавии, в глуши степей..." Теперь и ему предстояло кончить век в глуши. Только в глуши лесов... За ту самую - "науку страсти нежной". Которую преподал он или преподали ему? Он не мог сказать с точностью. Она все время звала его по имени, хотя раньше... И ничего такого - мое имя Александр. Моя жизнь смахивала порой на эпиграмму, но потом стала элегией... элегией в духе Коншина... Он станет писать элегии. В элегиях он будет жаловаться... Как Овидий. "Tristia". "Жалобы"... Ему скажут, возможно: "Никто не жалуется, только вы и Овидий!" Неужто нынче так и не распогодится?

Он был неправ. Он не заметил, как на небе постепенно развидняется. И скучная графика в окне обретает живописность. Малые голландцы, как в Эрмитаже...

- А тебе, Лев, я бы советовал все же - не следовать дурным примерам старших!.. - сказал отец и поднялся. Так завершилась первая семейная трапеза блудного сына по возвращении...

- Ну, сударь, ждите! Все будет не так просто! - промолвил Лев и подмигнул брату: невыносимые младшие, которые делают вид, что знают жизнь! И тотчас, без перехода: - Стихи новые привез?..

(Друзья писали Александру, еще в Кишинев, что этот недоросль шпарит наизусть чуть не все братнины стихи - даже те, коих никто не знает - а может, и сам брат позабыл - и тем славен в обществе.)

После завтрака Лев быстро куда-то исчез - возможно, отправился на сеновал к девкам. Впрочем... в его возрасте...

А Ольга предложила:

- Пойдем со мной в Тригорское?.. Там все будут рады тебя видеть!

Александр был не против. Выглянуло солнце... Потом еще - он быстро сообразил, что барышни, которых знал некогда девчонками - с тех пор выросли... и небезынтересно взглянуть - какими они стали. Женщины продолжали занимать его - и даже, несмотря на то, что открылось ему там, как он считал... и что было рождением нового его - какого он еще толком не знал, и к которому не без опаски приглядывался. Все равно. Существовал мир женщин - они были цветением этого мира, его садами и виноградниками. Его морем и берегом - волнами нежности, которые накатывали вдруг - неведомо откуда - и бесполезно вопрошать, зачем?.. Чего вы хотите от меня? вы - оборотни, солнца, луны?.. Что ставите мне - все новые загадки - ... беспрестанно открывая - то небо, то землю, то землю, то небо?.. То вознося на вершины - недосягаемые, то бросая навзничь, как жалкий прах?..