Мария Голованивская - Дома с совершенно гладкими стенами

Голованивская Мария

"Дома с совершенно гладкими стенами..."

"Дома с совершенно гладкими

стенами изображают мужчин..."

Фрейд

1

ак ни крути, но двадцатый век явно оказался никчемным. Спешить не хочется. И это нормально. Просто трудно представить себе, что где-то там, после тебя, еще что-то будет. Собственно, дело не в каких-то там открытиях, просто с каждым днем, бешено мчащимся тебе на встречу, все хужает, и в назначенный день Д так вконец исхужает, что развалится вместе с тобой и будет смыто с фарфоровой поверхности сильной струей воды, и дальше не будет уже ничего. Так-то, дружок! Поэтому двадцатый век - сраная кошка с рахитичными ребрами, и ты правильно делаешь, швыряя в нее булыжниками, вы умрете, обнявшись, слившись в последнем, отслаивающемся от ваших тел поцелуе, она скажет тебе по-человечески: "Бай-бай!", и ты, сладко мурлыкая, в общем, ладно, неважно, главное, чтобы история была короткой.

Сон был объявлен последним. Красотка на ногах, принц без шеи, воротник мешает ему увидеть кончики собственных штиблетов. Он достает ей только до вспухших железок ("до прожилок, до детских припухших желез"), у красотки на ногах с утра разболелось горло, она думала уже не идти, но тяжелый дверной засов, с которым ей едва удалось справиться, разрешил все сомнения: "Надо идти. Принц будет ждать меня". Зеркало запотело, в тазу плавала пена и крошки пемзы, красотка закончила утренний туалет и принялась тяжелым гребнем расчесывать тяжелые локоны, и на душе у нее было тяжело.

2

"Дома с совершенно гладкими стенами

изображают мужчин, а имеющие балконы

и другие выделяющиеся части - женщин"

Фрейд

Принца без шеи всю ночь мучали кошмары. То ему снилось, что он скачет на лошади, у которой отваливаются ноги, сначала их осталось три, потом две, потом одна, и ему с трудом удавалось удержать равновесие, чтобы не упасть, не повалиться кубарем на влажную траву, на мокрую лужайку к подножию дуба с бесконечно разросшейся кроной, потом он летел на дирижабле с фамильным гербом, ветер трепал корзину, и веревки, удерживающие ее, начали перетираться, таять на глазах, он сбрасывал мешки с песком, кричал и плакал от ужаса - "Она не придет сегодня", - подумал он, приподнимая набрякшие веки, жарко под тяжелым пологом, он, принц без шеи, был уверен, что если бы упал, так или иначе напоролся бы на корягу, она пронзила бы его насквозь, торчала бы из его обмякшей плоти окровавленным носорожьим острием, капли медленно ползли по стеклу, если не коряга, то он сломал бы ногу, охромел бы, на ладони бы его образовалась большая мутно-желтая мозоль от трости, на которую ему приходилось бы опираться при ходьбе, слава Богу, что жара, наконец, кончилась, будет легче дышать, если бы не этот полог, не эти влажные от пота подушки...

Принц без шеи медленно приподнялся. Сел. Стащил капризным движением ночной колпак, промакнул потное лицо. Как же медленно сегодня тянется время! Ползет на брюхе, как гигантский питон-переросток, едва касаясь кончиков пальцев прохладной кожей, обвивается вокруг шеи, он встал, позвонил в колокольчик, но слуга, как всегда, сразу не пришел, а только громко уронил что-то за дверью. Это был наглый слуга.

3

"Цветы - это гениталии растений"

Фрейд

У него было рябое лицо, рыжие волосы, зеленые глаза. Как и подобает хорошему слуге, он никогда не смотрел в глаза хозяину, у него мерзли в перчатках руки, и поэтому движения пальцев были лишены необходимой ловкости. Он никогда не смотрел хозяину в глаза, но когда принц без шеи отворачивался, то чувствовал, как слуга сверлил глазами его затылок, он вошел в комнату с большим букетом белых цветов и поставил их на умывальный столик. "Откуда цветы?" - спросил принц без шеи. "Это секрет", - ответил слуга и ушел, не дождавшись распоряжений. "Дай рубашку!" - прокричал ему вслед принц без шеи. Слуга не дрогнул.

"Я не хочу думать о ней, - подумал принц без шеи, - всякая мысль о ней мучительна для меня. От моего взгляда плавятся свечи, трескается земля в цветочных горшках, я не хочу думать о ней, вспоминать ее ноги, ее самые длинные в мире ноги, ее кожу, пьянящую запахом амбры, ее теплый живот, но как выглядят ее глаза, как выглядят ее губы, тонка ли ее переносица? Как заглянуть мне в ее мысли, как увидеть, есть ли для меня место, для меня, принца без шеи, в штиблетах с острыми носами... Нет, я не могу думать о ней", - подумал принц. Он подошел к окну, открыл тяжелую, в восхитительных красно-сине-желтых витражах створку, в лицо ему ударил запах свежей листвы, скошенных трав. "Принеси мне газеты!" - крикнул принц без шеи садовнику.