Олесь Гончар - Днепровский ветер

Пусть какой там ветер ни сечет, а ты знай свое. Вот и она:

иной раз так продрогнет, что аж побледнеет, тогда густые чернью брови еще больше выделяются на ее лице...

Чувствовалось, что Люба и олимпийцев не оставила равнодушными к себе. Говорят о ней охотно, с интересом.

От их наблюдательности не укрылось, что порой на причалы девушка сходит какая-то смятенная, а возвращается задумчивая, погрустневшая. Точно надеялась кого-то встретить и не встретила. Искала и нс нашла.

Хотелось больше узнать о пей, о том, как она живет.

Кого оставила в Киеве, кто ее ждет. Или, может, никто и не ждет? Может, все чувства, всю душу девичью забирает Днепр, ширь эта неспокойная, ночи темные да ветры? Всю себя им отдает, а себе ничего не остается? Дни и ночи вот так. Вместо аллей и беседок на зеленых склонах, где парочки томятся, вместо танцев и увеселений - в рейсы, на дождь, на ветер. Одежда рабочая. Чулки не нейлон, а теплые, грубошерстные на точеных, стройных ее ножках...

Зато все - как влитое на ней.

- Славная, славная,- сказал крутоплечий олимпиец в синем свитере с белой чайкой через всю грудь.- Жаль, что поухаживать за нею нам не светит...

- Почему не светит?- встрепенулся моряк.

- Заарканены все - загс свое дело сделал... А вы?

- Я - свободен.

- Тогда у вас перспективы,- иронически заметил старший из олимпийцев рыжебровый, с изрядными залысинами на крупной голове, и добавил уже серьезным тоном:- Такую легко видишь и матерью детей и хозяйкой дома... Со всем она справится, все ей по плечу.

- Граждане!- в дверях снова появляется африканская пижама с накинутым на нее макинтошем.- Тысяча извинений, что потревожил! Нашелся бумажник!

- Где он был?- сердито спросил профессор.

- В каюте и был, за диван завалился... Прошу прощения!.. Теперь можно и червячка заморить,- счастливец искал взглядом, где бы сесть.

Место ему нашлось за круглым столом посреди зала, где неторопливо и степенно обедали женщины, везущие на юг картошку. Владелец вновь обретенного бумажника сразу заговорил с ними. Узнав, что женщины родом из степных районов и что колхозы их расположены на самом берегу тамошнего искусственного моря, попутчик тут же признался весело, что является им почти родственником, поскольку он один из тех, кто в свое время проектировал это рукотворное море. Но вместо того, чтобы выказать радость, женщины лишь молча переглянулись и насупились.

- На кой леший нам такой родич,- наконец громко произнесла самая боевая из них, яркощекая,- столько плавней, земли золотой отдали под затопление, а картошка где? То сами ею всех кормили, а теперь для себя вот из-под самого Киева везем.

- Плавни нам по ведру картошки с куста давалазаметила тоном поделикатнее другая, сухощавая, старенькая,- тыквы такие родились, что руками не обнять...

- Рай был, а вы нам болото сотворили,- снова подхватила яркощекая,летом вода цветет, смердит, берега подмывает, воды набрать не подступишь! У моря, а без воды живем! Водопровод для села и для фермы когда еще обещали, да так и поныне обещают.

- Ну, в этом я не виноват,- заметил упавшим голосом проектировщик.

- А кто же виноват?- возмутилась молодица.- Сами же планировали, да и опять, говорят, планируете. Теперь вон собираются дамбы возводить, чтобы Конские плавни назад у воды отвоевать, а тогда что же думали? Прежде чем вот так целые края затоплять, с людьми бы вам посоветоваться, с колхозами да райкомами... Потому что, может, десять ваших гэсов не дадут того, что дает земля, которую вы затопляете...

- Так его, так,- подбодрил молодицу днепродзержинский пенсионер.

Олимпийцы и новый их приятель-моряк, рассчитавшись, пробирались к выходу. Поравнявшись с гражданином в пижаме, моряк не утерпел, подал голос:

- Вот кому везет! Сколько Любкиного внимания - и за что?

- Объявить - это входит в круг ее обязанностей,- буркнул владелец объявившегося бумажника.

- А все же, гражданин,- нагнулся к нему моряк,- позвольте сказать вам по секрету...

- Говорите.

- ДРУ^Я на Любкином месте, подумайте, разве стала бы возиться с таким раззявой да плюс еще и паникером?..

- Спасибо за комплимент.

- Пожалуйста.

И стриженый, выпрямившись, твердым шагом вышел за олимпийцами. На их приглашение поиграть в пинг-понг, однако, ответил отказом и чем-то вроде бы озабоченный, помрачневший побрел на корму курить одна за другой крепчайшие свои сигареты.

Днепр - весь серебристо-малиновый, потому что и небо такое,- широко и вольно катит свои волны вдаль. Берега то приближаются, то отходят под самый горизонт. Простор, вода, изредка птица пролетит. На солнышке, с подветренной стороны палубы еще довольно тепло, пассажиры тут ловят лучи, а с теневой, северной стороны так и режет ветер. Здесь никого нет,- уже и поэт, буйночубый любитель ветров, сошел где-то на ночном причале. Разве что появится озабоченный чем-то морячок, который заметно поднадоел своей излишней разговорчивостью и пассажирам, и команде, ходит в одиночку, бесцеремонно заглядывает в окна кают и служебных помещений, и если бы люди ил экипажа спросили, кого он ищет, сказал бы не таясь: