— Будь воспреемницею моею, Мария! — произнес чернец, откинув с лица покров.
— Владимир! — вскричала Мария.
— Ты не забыла внука Ольгина, Мария!
— Князь Владимир!.. — повторила Мария, едва приходя в себя от неожиданности. — Бог послал тебе раскаяние… кровь Ярополка налегла на душу твою…
— Кровь Ярополка!.. — вскричал чернец. — Ярополк убит? старец правду сказал мне?.. Кто ж в Киеве?.. Кто убийца его?.. — продолжал он исступленным голосом, схватись за голову руками.
Клобук скатился с чела его, русые кудри рассыпались по плечам, лицо побледнело, очи стали неподвижны, две выкатившиеся слезы окаменели на веках, обратились в алмазы.
— Чьи дела оклеветали душу Владимира? — продолжал он, не обращая ни на что внимания. — О, узнаю я!.. повлеку его со стола Княжеского на Торжище, стану с ним рядом!.. пусть скажут люди, кто из нас Владимир!..
И чернец, признанный Владимир, в исступлении бежит к дверям…
— Владимир, Владимир! — вскрикивает Мария и невольно подбегает, удерживает его.
— Сын мой! выслушай слово мое! — говорит Иларий.
— Мария! — говорит чернец, остановись в дверях. — Владимир убил Ярополка, а я не убивал его… кто ж я?
— Воля божья покажет, кто ты, — произнес Иларий. — Ночь дана богом на покой, утро на разум, а день на дело… Теперь ночь, куда пойдешь ты?.. возьми смирение, помолись Творцу, пошлет Он свет в напутствие тебе… Мария, мы утомились, дай нам покой.
Мария не сводила очей с Владимира, очи ее были полны слез; а он стоял погруженный в темную думу, искал в ней мыслей и не находил.
— Пойдем, отец святый, пойдем, Владимир, — сказала Мария, — я сама проведу вас в ложницу.
И она проводила их в покой Князя Светослава, в котором опочивал он некогда во время посещений бабки своей Ольги в Красном ее дворце.
Заметно содрогнулся чернец, когда вошел в ложницу Светослава. Несколько лет в ней покоилось уже запустение, измер живой воздух, резные дубовые стены почернели, на все вещи прилег мрак, золото и серебро потускнело, штоф и парча выцвели; только стекольчатые окны отразились радужными цветами, когда внесли свет в комнату, да на изразцовой пространной печи, с лежанкою, ожили причудливые изображения. У левой стены, на поставце, стояла посуда и чаши золотые; подле, на дубовом столе с витыми толстыми ножками, лежали еще: Княжеский костыль, Княжеская шапка и багряница; широкая лавка, во всю длину передней стены и перегородки, разделявшей покой надвое, покрыта была махровыми шелковыми полостями; и по ней лежали подушки с золотой бахромой и кистями; за перегородкой, по стенам, развешано было оружие, охотничьи доспехи и шкуры красных зверей, убитых рукою Светослава.
— Здесь нет Святого Лика, — сказал старец Иларий, — но бог повсюду: и в творении; и вне творения.
Сняв каптырь, он стал на колени пред окном и молился.
Мрачный спутник его прислонился к столу, обводил все предметы очами, как будто читая на всем горькую память прошедшего.
— Пора делить ночь, — сказал старец; серебряные седины его расстилались по плечам. — Молись и ты, Владимир, да будет мир в тебе и окрест тебя.
— Благодарствую, Отец Святый! — отвечал чернец. Старец прилег на лавку и скоро заснул.
Молодой спутник его и не думал о спокойствии; весь переселился он в глубину души; но вдруг быстро взглянул на лежавшую на столе багряницу, выложенную горностаем; кинул взор на двери, припертые железным крюком, которые видны были против отворенных дверей перегородки в другой покой; потом посмотрел на спящего крепким сном старца; сбросил с себя камилавку с покровом, сбросил черную манатью, накинул на плеча багряницу, надел Светославову Княжескую шапку с золотым венцом над собольей опушкой, взял в руки костыль Княжеский, снял меч со стены, опоясал его, тихими шагами приблизился к внутренним дверям, снял крюк, отворил скрипучую дверь… За дверью темный переход… Шарит по стене… Другие двери также приперты крюком; за дверями наружные сени с навесом; небо усеяно еще звездами… мрак на дворе теремном…
Между тем старый Ян-привратник, бывший привратником в Красном дворце Ольги с самого построения оного, помнивший все возрасты Светослава и детей его, проводив Илария и спутника его в терем, помолился снова богу и прилег на одр свой в келейке подле ворот; сон сомкнул уже очи его.
В видениях своих он исполнял ту же обязанность, как и наяву; ибо мечты его о самом себе никогда не выходили из состояния, в котором он был. И во сне слышались ему только стук в калитку да слова: "Ян, отчини!" — но во сне, по привычке, он продолжал еще отпирать ворота Ольге и Светославу и по смерти их.
Читать дальше