Михаил Кузмин - Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро

Все в порядке.

Через три комнаты служанка резала хлеб и расставляла тарелки; парень с фонарем стоял у порога, принеся молоко с погреба, и говорил о погоде.

Все было в порядке, все было, как всегда, в этот мирный митавский вечер.

Приезд незнакомого человека нарушил спокойствие ужина. Прочитав переданное ему письмо, Медем поцеловался с графом и, показав на него рукою своим семейным, произнес:

– Это он.

Когда дошла очередь пожать руку Калиостро до советника Швандера, последний, посмотрев на гостя поверх очков, спросил:

– Не граф ли Феникс вы в одно и то же время?

– Да, я иногда называюсь и этим именем, когда нужно соблюдать особенную тайну. Я думаю, что это не меняет дела.

– О, конечно! Нам писал о вас майор Корф.

– Из Кенигсберга?

– Вы угадали.

Калиостро нахмурился. Г-жа Кайзерлинг, складывая и раскладывая карты, которые она держала в руке, заметила про себя:

– Советник верен себе, как часы!

Калиостро сдержанно, словно с неохотой, произнес:

– Г. Корф прекрасный человек, насколько я могу судить…

– Прекрасный, вполне достойный! – с удареньем подтвердил Швандер. – Но иногда легкомысленно судит о некоторых вещах и людях, которые вполне заслуживают более серьезного и осмотрительного отношения к ним!

– Вы отлично говорите, но я думаю, что в вещах важных именно эта-то осмотрительность и руководит всегда майором.

Граф, очевидно, начинал приходить в волненье и даже некоторый гнев. Осмотревшись, он говорит:

– Меня удивляет ваше недоверие, господа. Когда я снабжен такими письмами от обществ…

– Вы их показывали и в Кенигсберге?

– Конечно!

– И, однако, они не убедили майора!

Калиостро только мигнул глазами и продолжал:

– Я приезжаю в дикую и варварскую страну…

– Позвольте, господин гость! Не следует порочить тех людей, которые оказывают вам гостеприимство. Мы вовсе не так дики, как вам угодно думать: у нас есть посвященные и общество; кроме того, почтенный доктор Штарк уже давно преподает нам церемониальную магию.

– Церемониальная магия! – нетерпеливо воскликнул граф и обернулся.

На пороге стояла Анна-Шарлотта Медем, окруженная теми же детьми. Калиостро быстро подошел к ним.

– Тут есть какой-нибудь ребенок нездешний?

– Как нездешний? – спросила Шарлотта. – Они все из Митавы.

– Я хотел сказать, не из этого дома.

– Вот маленький Оскар Ховен, ему давно пора домой! – ответила девушка, выдвигая вперед мальчика лет шести.

– Нет! – проговорил тот, упираясь.

– Как, ты не Оскар Ховен?

– Не надо домой!

– Пусть он останется на полчаса! – сказал Калиостро и затем продолжал властно, будто отдавая приказание: – Остальные дети пусть удалятся. Пошлите письмо к г-же Ховен, пусть узнают, что она делала в семь часов, подробно и точно. Здесь все свои?

Медем молча наклонил голову в знак утверждения.

Заперев двери, Калиостро положил руки на голову маленького Оскара и поднял глаза к небу, словно в мысленной молитве. Затем произнес странным голосом, совсем не тем, что говорил до сих пор:

– Дитя мое, вот книжка с картинками, ты увидишь там маму. Говори все, что заметишь.

При этом он обе руки сложил тетрадкой и поместил их ладонями к глазам малютки. Тот вздыхал и молчал, его лоб покрылся испариной. Было так тихо, что было слышно, как потрескивают восковые свечи на карточном столе и тихонько ворочается собака.

– Говори! – повторил Калиостро еле слышно.

– Мама… мама шьет, и сестрица Труда шьет. Мама уходит, кладет шитье, подвигает скамеечку под диван… сестрица одна… ай, ай! Что это с сестрицей? Как она побледнела… держит руку у сердца. Вот опять мама, она целует Труду, помогает ей встать… А вот пришел Фридрих… он в шапке… кладет ее на сундук… обнимает маму… Труда улыбается… Фридрих очень красный…

Ребенок умолк. Все оставались неподвижно на местах, часы тикали. Лицо мальчика перестало быть напряженным, и он заснул спокойно. В двери постучали.

В письме г-жи Ховен было написано:

«В семь часов я шила с Гертрудой, потом вышла по хозяйству. Вернувшись в комнату, я увидела, что с дочерью сердечный припадок, она была страшно бледна и рукою держалась за сердце. Я очень испугалась, стала ее целовать, стараясь перевести в спальню. Тут совершенно неожиданно для нас вошел Фридрих, который вернулся из имения раньше срока и которого мы считали за десять верст от Митавы. Дочери стало легче, так что она даже стала улыбаться. Тут пришел ваш посланный, и вот я пишу».