Василий Гроссман - За правое дело (Книга 1)

- Ты обрати внимание, как его приятель всё на нашу Женю поглядывает, тихим басом сказала Софья Осиповна.

- А позапрошлым летом, когда Людмила с Толей гостили у нас, Толя гулять пошёл, а в это время дождь... Людмила схватила плащ, калоши и кинулась к Волге его искать: "мальчик простудится, расположен к ангине"...

А на другом конце стола начался спор.

- Ничего не драп, - сердито говорил Ковалёв Серёже. - Мы бои вели от самой Касторной.

- Так почему же так стремительно отступали?

- Вот ты повоевал бы, так не спрашивал. Я за всех отвечать не могу, а наш полк дрался! Да как дрался!

- А некоторые раненые у нас в госпитале, - сказала Вера, - считают, что всё опять, как в сорок первом.

- Вот на переправах, там тяжело, - сказал Ковалёв, - бомбит день а ночь. Моего друга убило, а меня подранило. Ночью навесит ракеты и бомбит, как зверь.

- Он и нам тут даст, - сказала Вера, - боюсь бомбёжки!

- Это как раз не страшно, - вмешалась в разговор Мария Николаевна, - мы пока в глубоком тылу, у нас кольцо зенитной обороны, говорят, не слабее московской. Если прорвутся, то единичные только!

- Ну, это вы бросьте, знаем мы эти единичные, - снисходительно усмехнулся лейтенант. - Верно, Толька? У него тактика - удар с воздуха, подготовочка, и сразу удар танками.

Этот юноша был здесь самым опытным, уверенным и больше других знал о войне. Говорил он усмехаясь, снисходя к наивности своих собеседников.

Вере Ковалёв напоминал тех лейтенантов, что лежали в госпитале. Они с разгорячёнными лицами яростно спорили между собой о том, что было понятно лишь им одним, насмешливо усмехаясь, поглядывали на сестёр. Этот Ковалёв был, однако, похож и на тех довоенных ребят, что, приходя в гости, играли с ней в подкидного и в домино, участвовали в школьных кружках и брали у неё на два вечера "Как закалялась сталь".

- Пожалуй, пори затемнять окна, - оказала Маруся и, прижав кулаки к вискам, точно превозмогая боль, пробормотала: - Война, война...

- Теперь бы самое время ещё стопочку выпить, - сказал Степан Фёдорович.

- После сладкого, Степан?" - спросила Маруся. Лейтенант снял с пояса фляжку.

- Хотел на дорогу оставить, но ради таких людей... Ну, Анатолий, будь здоров. Я решил не ночевать, сейчас пойду.

Ковалёв разлил желтоватую водку Анатолию, Степану Федоровичу, себе и потряс пустой флягой перед Сережей, в ней постучала пробка.

- Вся.

В полутёмной передней Ковалев втолковывал Жене:

- Рассуждать можно так и этак. А вот я через пять дней снова буду на передовой. Понятно?

Он смотрел на неё пристальными, одновременно злыми и ласковыми глазами. Да, она понимала - он просил её любви и сочувствия. И сердце сжалось у неё, так ясно видела она простую и суровую судьбу этого юноши.

Степан Фёдорович обнял за плечи лейтенанта, словно со брался уйти вместе с ним. Он выпил лишнего, и Мария Николаевна смотрела на него с таким упреком, точно эта лишняя стопка водки имеет не меньше значения, чем все трагические события войны.

Стоя в дверях, Ковалёв с внезапным бешенством сказал:

- Рассуждение происходит, почему отступаем? Хорошо рассуждать! Все вы родину защищаете, а наше дело маленькое, мы воюем. А тут - как бывает? Ляжешь отдохнуть в обороне, а он за ночь сорок километров прошёл строго на восток. Что тогда скажешь, а? Я видел бюрократов, в тыл драпают, только ветер свистит. Посмотрел бы я на этих, что пальцами тычат, если б в окружение попали. Тот, кто на передовой, у того душа живёт!

Лицо Ковалёва побледнело, он хлопнул дверью и на лестнице выругался.

Вера сказала:

- Вот, думала сегодня от госпиталя отдохнуть... Мостовской, когда Женя вернулась из передней в столовую, спросил у неё:

- Вы от Крымова ничего не получаете?

- Нет, - оказала она. - Но я знаю, что он в армии.

- Да, я и забыл, - сказал Мостовской и развёл руками, - я и забыл, что вы расстались... Но должен доложить вам, человек он хороший, я ведь его давно знаю, еще юношей, мальчиком.

В доме Шапошниковых, едва ушли гости, воцарился дух покоя и мира. Толя вдруг вызвался мыть посуду. Такими милыми казались ему семейные чашки, блюдца, чайные ложечки после казённой посуды. Вера, смеясь, повязала ему платочком голову, надела на него фартук.

- Как чудно пахнет домом, теплом, совсем как в мирное время, - сказал Толя.

Мария Николаевна уложила Степана Федоровича спать и то и дело подходила к нему пощупать пульс - ей казалось, что он всхрапывает из-за сердечных перебоев.

Заглянув в кухню, она сказала:

- Толя, посуду и без тебя вымоют, ты лучше напиши маме письмо. Не жалеете вы тех, кто вас любит.