Лев Гунин - Избранник

В этот момент во дворе появилась и, подъехав, остановилась неподалеку белая "Волга". - Ну, мне пора. Это за мной, - Сергей показал глазами на "Волгу". Ефим Ефимыч помрачнел. - До свидания. - Всего хорошего.

Сергей поднялся к себе на четвертый этаж. В коридоре он никого не встретил. Открыв ключом дверь, он вошел в коридор своей квартиры и осмотрелся. Ничего подозрительного; все было на своих местах, все вещи были расположены так, как он их оставил. Он взглянул на щетку. Эта обувная щетка висела, когда он уходил, у самой стены, а теперь оказалась уже на самом конце гвоздя.

Он со своей неопределенной улыбкой двинулся в комнату, осмотрелся, посетил кухню, туалет, вошел в ванную. Здесь он пустил в раковину воду, открыв чуть-чуть горячий кран, а сам направившись в зал, стал раздеваться. Вернувшись в ванную комнату, он снял с себя все и встал под душ.

Его мускулистое тело было правильно сложено, и плечи - неожиданно довольно покаты. На правом боку виднелся розоватый рубец. Врач мог заключить по рубцу, что он свидетельствует о прооперированной почке. Внизу живота белел совсем незаметный рубец, указывающий на произведенное в детстве удаление аппендикса. Несмотря на мускулистость, его тело не казалось громоздким, вызывающим отвращение "куском мяса", как у многих "качков", то есть, тех, кто занимается "боди билдинг". В нем даже ощущалось что-то безоружное.

Покончив с душем, Сергей, уже в плавках, на ходу вытирая спину полотенцем, проходит в комнату. Там довольно прохладно. Все вещи создают своим присутствием определенный колорит. Ночь уже давно вошла в свои права. В окне - прямо, чуть правее, - угадывался силуэт шестиэтажного дома. Над ним, выше его, горело множество огоньков. Сбоку, слева, тянулся стоящий под углом еще один шестиэтажный дом. А еще выше, маня бестелесностью и мировым огромом, висело черно-синее, далекое звездное ночное небо.

Назавтра мы можем видеть Сергея в его же комнате, стоящим возле тахты и глядящим вперед. Поперек тахты, вытянув ноги и облокотив голову на подушки, лежит скромного вида, редкой красоты молодое создание. - Так куда же мы сегодня ... прошвырнемся - вечером? - А ты куда б хотела пойти? - Знаешь, в "Меридиане" фильм идет, вроде хороший. Давай сходим туда. - На сколько? Надо позвонить и узнать. Часов на девять. Кажется, Люда мне говорила, что ходила на девять... - А не поздно это? Ты помнишь, тогда? Боюсь, что опять будет то же самое. - Просто нарвались на каких-то идиотов! И потом - кто ж виноват, что в вас, мужчин, Создатель вложил такие гены, что вы чуть что сразу лупите друг друга? - Я готов следовать своим генам с удовольствием - и сразиться с любым другим самцом за тебя. Но лезть за зря самому в ловушку, добровольно давая себя избить... - Тебя - избить? А кто это тебя собирается избить. Из-за чего? - Не знаю. - Мало ли что бывает? Людям, наверное, делать нечего, вот они кулаками и машут! - Нет, это не случайность. - Ах, вот как! Но мне-то ты рассказать можешь, что там у тебя еще такое стряслось?! Страшного ничего не случилось. Ждали меня двое: возле кафе. Ефим Ефимыч там был; он подвез. Но те и сюда потом приезжали. Понаблюдать. В белой "Волге". В той самой, что Саню-стукача в воскресенье "тусовку" нашу подсматривать привозила. С ним двое входили, не те самые, но как братья-близнецы. - И ты их впустил?!

- Саня под руку мою скользнул, и на кухню, где вся компания сидела, я за ним. А потом иду назад в коридор - там уже двое этих "братьев". Стоят, глазами зыркают. - Так ведь тусовки-посиделки у всех, не только у тебя. Вот у меня хотя бы. От Василия - так просто не выходят. У него круглые сутки Смольный перед взятием. Или - Зимний перед штурмом. А что от тебя они хотят? Ты хоть имеешь представление? - Дело мое товарищи мне не показывали. Но думаю, это все оттого, что я слишком много кистью по холсту водил, в ущерб политическому самосознанию. И - главное -- наверное, в неправильном направлении... - Что -- ?.. Ну! Я же всерьез спрашиваю, а ты все шуточки... - А я серьезно. - Да ну!.. -Я совершенно серьезно... - Так, значит, мазня твоя кому-то всерьез не нравится? Так надо тебя понимать? Да? - Да. Совершенно верно. Я занимаюсь живописью и рисованием так... как кое-кому не нравится. Только розги тут не метод. Все равно им не вернуть меня в огород с кухни, где видно, для чего нужно то, что на огороде растет. Да и мне самому уже не заставить себя "образумиться". Я ведь не мальчик, которому достаточно только розги под нос. Однако, боюсь, что, если не образумлюсь, наедет, к примеру, на меня белая "Волга", - и будут считать, что вот, образумился, только, мол, слишком поздно... - Да ты на меня тоску навел! Но, допустим, что то, что ты мне говоришь, не твои фантазии. Рисуй так, как им хочется. А я не умею. - А ты научись. - А вдруг не смогу? - Попробуй. ---- - А как ты думаешь, это трудно? -- - Мне откуда знать? Я же еще только в училище. На втором курсе. - Это невозможно! Лучше тогда вообще разучиться рисовать. Ты, значит, вот так! Не понимаю, чего это люди, если тебе верить, не могут поделить какие-то там штрихи на куске мертвой тряпки. Подумаешь, нарисовал-написал так или иначе! Что бы там ни было, все равно это мертвый холст или кусок бумаги. Стоит ли из-за них живой человеческой жизнью жертвовать?