Чингиз Гусейнов: Доктор N

Голос (чей?): Что он будет делать?

Сталин: Его можно использовать на другой работе.

Голос: Он теперь не свой.

Сталин: Да, чужак, но, согрешив, раскаялся, зачем судить?

Голос: Нет, освобождать нельзя.

Сталин: Таково мое мнение, а вы решайте.

Голос (будто сам Коба, но голос - не его): С ним надо говорить языком ревтрибунала!

Увы, все слова выговорены, пустышки, исчезло ощущение, ради чего живешь, сузилась цель - не мир, не страна, даже не край родной, а сын: вырастить, сыграть свадьбу пусть продолжит род Наримановых.

Свет погас, это часто теперь. От снега, он обильно выпал вчера, свежий,- светло. Керосину мало, надо экономить. Могут неожиданно дать свет, и тогда хоть какая, но радость. Есть свечи, зажечь одну. Втроем молча глядят на язычок пламени, изгибается, потом часто-часто выбрасывается вверх, вдруг зашипит, затрещит, но черный фитилек, кончик которого красный, держит, как стержень, свет, то уплотняется, а то вытянется в струнку, самый верх белый, середина желтая, а низ черноватый, проступает цвет фитилька.

Жизнь, в сущности, прожита, а с некоторых пор время бежит стремительно, вчера еще, казалось, набирала силу весна, а вот уже и лето прошло, и осень сменилась зимой, и уже зрима грань, за которой новая весна. Думалось: вот мерзкое прошлое, полное угнетения, фальши, глумления над человеком, а за некой вехой - царство справедливости. И созданный Союз - новый решительный шаг на пути к объединению человечества в новом качестве, тут все слова с большой буквы, образущие модное женское имя на французский манер, полное энергии движенья, - Миссоре, или Мировая Социалистическая Советская Республика, а то и Дазмир: Да здравствует мировая революция, из новых имён ещё - Марлен, или Маркс + Ленин, а также Лентрош: Ленин + Троцкий + Шаумян. Что еще? А еще - вечера живых картин, и в вихре танца с непревзойденным мастерством воплотились лозунги коммунизма,

ЛОЗУНГИ НАДЕЖДЫ.

Ликующие массы в алых нарядах вдохновенно танцуют идею Красного знамени: так и видится кумачовое полотнище, а на нем выведено белой краской на двух языках, тюркском и русском, напутствие Наримана: Счастье Азербайждана в его союзе с Россией, - так?

Долгие были проводы Наримана в апреле двадцатого года из Москвы в Азербайджан, устремился в Баку за частями Красной Армии, город нефти захватившей, - лишь так срабатывал ультиматум, предъявленный большевиками национальному правительству: да, согласны уступить власть коммунистам, коль скоро им удалось обманными маневрами вторгнуться в пределы независимой республики, только что признанной европейскими государствами de jure, и приставлен к горлу нож. Коба, провожая его, заметил: Штыком тебе прокладываем путь!

Театральное было в затее с якобы восставшим в Азербайджане народом, и он зовет Россию на помощь, и включен в это захватывающее действо даже Ильич, он и придумал! Модное слово - штык: прощупать штыком!.. Только архипросьба: записывать меньше, это не должно попадать в печать. Да, взять Баку: стратегическая интуиция по захвату города с суши, войти в морской порт, благо в порту наш человек, Чингиз Ильдрым, такое невероятное имя, Ильич переспросил даже, думая, что партийная кличка: Ворваться и овладеть, срочные меры к скорейшему вывозу! Нефть+ бензин! Взорвать изнутри, точь-в-точь, как некогда Шаумяну: Передайте, это по прямому проводу, товарищам, что мы не намерены ни теперь, ни впредь терять бакинскую нефть. Это гибель революции. Это крах социализма.

Он, Нариман, еще в Москве, только собирается в дорогу, а власть в Баку будто бы уже вручена лично ему.

Ликуют Серго и Микоян: свершилось!..

Ну а теперь последует освобождение, смеются глаза у Серго, на голове волосы дыбятся, Грузии и Армении!

Сначала Армении, то ли просьба Микояна, то ли наказ, тон перевертышный.

А если всего лишь новый яркий наряд, наспех накинутый на плечи старой империи? Нет тогда счастья ни Азербайджану, ни России, и тонет, идя ко дну... - так и тянет в жару в море! огромный он, идущий ко дну корабль-держава, и гигантские волны катятся, чтоб влиться в океан, захлестывая Европу, втягивая - договорить в уме мысль, ищущую округления,- в зловещие водовороты Азию и через носик или клюв Апшерона - в Каспий, дыры бездонные, пустоты слоев, где прежде нефть залегала, выкачанная без остатка.

... Январские холода, валенки жмут, никак не разносить их, скользко ступать по паркету, сохранившему блеск царских времен.

Утром подписывать всякого рода обращения, как недавнее: К народностям Востока - столько веков империи, объемлющей азиатские земли, а Восток знаем плохо; с машинки передовицу для Известий об образовании в Средней Азии новых республик вычитал, были автономные, стали союзными; вечером прием: переговоры с турками за чашкой кофе (привезли, зная, что голод, - пайки), гадай не гадай, а сны подмога, чтоб разгадывать в течение дня. Там у себя турки рады, что рухнула империя, не скупятся на резкие отзывы о членах османской династии, султане-халифе, а тут, когда речь о России, их заботит ее целостность, тем более, что именно Россия помогла им, и вам тоже, не так ли, господин Нариманов, или Нариман-эфенди? Потом, дабы польстить, посланник Мустафы Кемаля назовет рангом повыше: не эфенди, а паша: не так ли, Нариман-паша? Ах вы доктор? Да еще литератор?! Что-то о единстве интересов, помыслов, судьбы, естественно, языка и веры.