А Шамиль пишет новые письма - капли воды на раскаленную дорогу, соединяющую Мекку и Медину; и туда, хранителю обоих святых храмов Мекки и Медины. С паломниками (уже не разрешают, но ухитряются с помощью опытных проводников перейти границу в районе Батума) отправил. Но письма, как правило, или утеряны, или перехвачены, пли, если разбойничья шайка в пути ограбила, выброшены. Кое-какие, очевидно, и доходят: прочитаны и осмеяны. Помощь? Они сами б, султан и паша, не прочь ее получить, но кто расщедрится?
И ответы будут Шамилю. Чаще - сочиненные приближенными имама, чтоб за добрую весть получить дары или титулы: и генералы есть у Шамиля, и маршалы, а он сам - генералиссимус!
И одно письмо, подлинное. От султана, в утешение имаму присланное; не иначе как сочинил султанский писарь в минуту веселья: "Ты закалился, Шамиль, и приобрел опыт в боях! Привлеку к тебе приказом население из нижеследующих мест, вместе с ханами и беками..." Бумага была отменная, с гербовой печатью; писарь положил перед собой новую карту, полученную султаном из Франции, и, вычитывая названия, воспроизводил их арабской вязью; из каких же мест Кавказа привлечь силы на помощь Шамилю? Прочтет и впишет в письмо: "... Тифлис, Эривань, Нахичевань, Ленкорань, Талыш, Сальян, Баку, Карабах, - неохота писарю разбираться, где город, а где целый край, а султан подивится познаниям своего писаря и одарит новой рабыней, Гянджа, Шеки, Ширван, Имиса, - рука устала списывать и скривила перо: вместо Элису - Имиса, Куба..." Что бы еще приписать? Ах, да: "...ты получишь от меня, безусловно, великую награду за услуги, не считая, конечно, того, чем наградит тебя всевышний на том свете".
Но Шамиль окрылен. А вот и прибыл тот, кто ездил к шейхульисламу, подкупленный Воронцовым, друг Никитича, Гаджи-Исмаил, а помощи нет! И даже война в Крыму не поможет. "Исмаил, найди в Стамбуле французского посла! просит Шамиль. - Через него к державам с просьбой! На исходе наши силы! Пусть положат конец беспримерным в истории жестокостям!"
МЕСТНЫЕ ИНТРИГИ
- Ну, подумайте, Фатали, - размышляет Ладожский в минуту откровенности, - кому нужна эта пестрота племен, народов, ханств, султанств, да, знаю, шафран только здесь и растет, эти владетельные княжества, шамхальства и уцмейства, эти майсумства, и непременно помнить, что дети ханов от знатных жен - это беки, а дети ханов от незнатных чанки, а эти адаты и шариаты? эти, черт голову сломает, господские сословия: агалары и азнауры, беглербеки и мелики, эти тавады вроде наших князей! а система налогообложения? тут целую канцелярию под рукой иметь надо! и эти различия феодально зависимых крестьян: кто халисе, кто ранджба-ры, а кто раийяты, тренироваться надо, чтоб выговорить! или нукеры! и каждый раз переводить летосчисления с мусульманского хиджри на христианское, помня о том, ну, к чему нам-то знать?! что 16 июля 622 года Мухаммеду вздумалось бежать из Мекки в Медину, может, наоборот? чтобы с таковой даты вести новое летосчисление, и прочие-прочие премудрости?! О боже! Как быть? Связать всех в единое целое, озарить лучом и водворить животворящий! Грубые их понятия могут быть руководимы не иначе как сильным, ближайшим и скорым влиянием своего высшего сословия!
Фатали слушает, думая о своем: как быть с жалобами земляков-шелководов, крепостных по сути. Он постоянно читает в их глазах упрек: взнос хлебом - где его взять? ловля для откупщика рыб - в каких реках? а тут и постой для войска, отправление разных нарядов, доставок. Хорошо еще, есть где переночевать землякам - дом Фатали, с тех пор как он в Тифлисе, часто служит им пристанищем; и даже не спрашивают: приедут, расположатся, так было и так будет до конца дней. И сады надо унавозить, и своевременно их поливать, исправлять канавы, изгороди вокруг садов, чтоб скот не проник, хорошо ухаживать за червями, следить за тщательной размоткой коконов в шелк, - а весь урожай кому?!
- А вы не слушаете, Фатали.
- У меня шелководы на уме. Как им помочь?
- Сдались они вам! Служебных дел у вас разве мало? Как, кстати, с нашей помощью карабахскому хану? Письмо его изучили?
Тут еще запутаннее. Ими долго Бакиханов занимался.
И унесли думы Фатали в те дни, когда он прочел Бакиханову свою поэму. "Много крови у меня попортили эти карабахские ханы, - рассказывал тогда Бакиханов. - Думаю, что и тебя не оставят в покое эти вожди нации. Когда прежде говорили "карабахский хан", хотелось встать и поклониться. Это белое облако волос над смуглым лицом, прямой как кипарис, в глазах особенный блеск. А теперь полюбуйся: минуту назад был горд и неприступен, как гора Гире, а стоит появиться высшему царскому чину, весь подобострастие, лесть, презренный из рабов, на все пойдет ради награды и нового чина".
Читать дальше