Чингиз Гусейнов - Фатальный Фатали

Ахунд-Алескер лежал больной.

- Если я умру, - прошептал, - не оставь ее одну, возьми к себе.

Тубу тогда почему-то покраснела и убежала. Ну да, конечно, только непривычно резануло: "Если умру..." Возьмет к себе, потом выдаст замуж.

Вытирает она пятно крови на рубашке, сердится, нетерпеливо трет и трет, и рука его касается ее груди, немеет.

Проснулся Фатали - и тревога. А Тубу была так осязаема, будто и не сон вовсе, - потер руку, она действительно онемела. И Тубу, очень близкая и понятная, вдруг стала чужой, неведомой, странно было это раздвоение Тубу: та, что была сестрой, ушла и отдалилась, а ту, другую и чужую, захотелось непременно увидеть.

А вечером у него гость. Слуга Ахмед, дальний родственник Ахунд-Алескера, присланный ему помогать, стоит, опустив голову, а на полу на высокой подушке сидит друг Ахунд-Алескера, известный в Нухе ювелир Гаджи-Керим. Сидит, перебирая четки, и шепчет молитву. Встал, обнял Фатали, и он понял: недаром конюх Ибрагим, из карабахских кочевых племен, встречавший Фатали за углом канцелярии, - и на работу он сопровождал, чтоб забрать коня, - уклончиво как-то ответил, когда Фатали спросил: "Какие новости?" Не хотел первым. сообщать горестную весть - ведь умер Ахунд-Алескер!

- Так было угодно Аллаху, легкая смерть, пошли всем нам такую!

И тут Фатали узнал о последней воле Ахунд-Алескера: Тубу!

- А где она?

- Не спеши, Фатали! Ахунд-Алескер сказал, что наши звезды...

Дальше Фатали слушал как в тумане: достаточно и того, что он услышал: мол, звезды ваших судеб соединились еще в небесах, когда вы родились!

Сколько раз ему говорили о женитьбе, ведь за тридцать уже: спрашивали, советовали, отпускали всякие шуточки, и Розен, - почему-то именно накануне царского смотра полкам; и Головин, а этот как-то таинственно спросил: "Вы что же, мизогин?" - и смутился, быстро ушел от разговора, сказав лишь напоследок: "О женщины, женщины!" А Фатали новое слово узнал, запомнил и как-то у Кайтмазова-энциклопедиста спросил, а тот пояснил: женоненавистник, и Бакиханов: "Я бы на твоем месте выбрал грузинку!" Почему? ходили слухи, что часто приезжает в Тифлис, потому что какой-то княжной увлечен. Высказался однажды и Мирза Шафи при Боденштедте, что жена поэту помеха, а тот сразу: "Переведите!" Не успел записать, а Мирза Шафи сыплет, будто специально для Боденштедта, а тот - в тетрадочку: "Двум молниям в туче одной не жить!" То ли жена и поэзия - две молнии, то ли он, Мирза Шафи, и Фридрих Боденштедт. "Но семь дервишей уместятся на одном ковре" (?!). А Никитич недоумевал, это Кайтмазов как-то Фатали, мол, нет ли здесь чего крамольного? И даже Фазил-хан Шейда удивлялся: "Ты еще не женат?"

Накануне Фатали сочинил короткое стихотворение на фарси, а потом вспомнил Бестужева: "Пишите, друг, на своем, у вас же такой прекрасный язык!" Написал на фарси, будто состязаясь с Фазил-ханом Шейда. Тот прочел ему пять бейтов на фарси о гуриях, без которых дом, этот рай души, холоден и неуютен; написал и Фатали, но не прочел, боясь, что тот обидится: "Нет, не мечтаю я о гуриях в раю, я отдал себя просвещенъю, сказав: "О гуриях забудь!" Науки путь заманчив мудрецам, пусть гурии достанутся глупцам!" Да и где Фатали мог увидеть избранницу сердца? Случается, в дни религиозной мистерии удается увидеть: сосед Фарман-Кули рассказал, что, когда ненавистный Шимр, или Шумир, подошел к имаму Гусейну и занес меч над его головой, две девушки, что смотрели представление, окутанные в чадру, не выдержали и в волнении откинули покрывала, - и приметил Фарман-Кули свою избранницу. - Где ж Тубу?

- Она постеснялась выйти к тебе, - вздохнул Гаджи-Керим ("Ну да, ведь чужая!"). - Сидит у соседей, если будет твоя воля...

- Да, да, я понимаю. - Фатали заволновался, вспомнив при этом свои только что сочиненные стихи.

Выскочил и постучал к соседям.

Тубу встрепенулась, испуганная, в глазах страх: как он? и стыд. Щеки зажглись; взял ее за руку, и она тотчас оттаяла, ввел в комнату, - и при людях она вдруг застеснялась. Это ж Фатали, она знает его очень хорошо, но он, как только Тубу узнала о воле отца, неожиданно стал для нее чужим мужчиной.

А вот и молла, Гаджи-Керим позаботился; скрепили брачный договор кябин; на мгновенье возникла у Фатали мысль о Фазил-хане Шейде, а вот и он сам, пришел сообщить, что принял российское подданство.

Еще утром ничего не было: лишь сон, который, стоило Фатали окунуться в богатую новостями жизнь канцелярии, тут же улетучился; это удивительное двоевластие: еще Головин, но уже Нейдгард. И Фатали -женат, надо поехать в Нуху (то Шеки назовет, то Нуха; и неведомо, кому взбрело в голову поименовать так город? рассказывают всякое, хихикая, мол, пьяный царский чиновник ляпнул непотребное, и пристало к городу), привести в порядок дом, позаботиться о младшем брате Тубу - Мустафе (вот и учитель для него, Фазил-хан Шейда).