Чингиз Гусейнов - Фатальный Фатали

Бакиханов прошел через все пути, разочарован и иссяк; порой, как поспорит с именитыми вождями нации (и даже Хасаем Уцмиевым), а кто вожди? Джафар-Джеваншир? Или Куткашинский?.. - так до полного слияния ратует, чтоб покончить разом и с дикостью, и с отсталостью. Или вдруг, как увидит ледяное лицо барона и уловит тень недоверия в канцелярских служаках, размечтается о добром ханском старом времени и с такой болью корит себя за участие в разделе края, - "и я руку приложил!!". Эти крайности, то в огонь, то в мороз, и погубили Бакиханова, и в поисках смерти - паломничество в Мекку.

Рашид еще юн. Не знает, как было в прошлом. И весь устремлен на Север и Запад. О разбоях и диких набегах лишь из юношеских воспоминаний отца и узнает. Брат Тубу Мустафа? Он верно служит царю и доволен судьбой. Для сына и дочери Фатали его раздумья о юге, где родные, - некая абстракция, впрочем, и для Тубу тоже, да и что толку съедать себя горькими думами, если катит свои воды кинжальный Араке?...

И снова служба. И снова поездки Фатали. Размежевание земель в Карабахе, Гурии. - Фатали прикомандирован к капитану Генерального штаба Немировичу-Данченко для определения совместно с турецким комиссаром Намиком Данюлдузи, что значит "Полярная звезда", демаркационной границы, и Фатали изумляет сходство инициалов мирных во вражде или враждебных в мире капитана и комиссара. Их опытный переводчик Фатали Ахунд-заде едет по бездорожью, простужен, дождь и снег, слякоть и грязь, и почему-то эти поездки Фатали или в феврале и марте, или в серые ноябрьские дни, - и бесконечные переговоры, а ты переводи! Надо убедить тех, фанатичных, если даже твои, кому ты рьяно служишь, неправы, но непременно хотят оставить за собой и этот изгиб реки, и эти ничейные пустошь, овраг, холм, бугорок; и немало высвобождается новых земель - начаты грандиозные переселения горских племен, к коим привлечен, замеченный Лорис-Меликовым, Хасай Уцмиев, ибо спокойнее, когда руками местных княжеских фамилий, - он уже полковник, стремительно продвигается по службе, скоро будет генерал-майором, а там и прямая дорога к генерал-лейтенанту, три большие звездочки; но хмур, озабочен Хасай, не по душе, очевидно, этот труд, но долг и служба -превыше всего; эти перемены в Хасае - боль Фатали, нет уже былой сердечности, ибо раскол в семье, пленил-таки Натеван баловень судьбы, красавец Сеид, терзания загнаны внутрь, убит двойник, служба и служба, ничего более, что противится ей, эти пустые юношеские разговоры о масонстве, эта борцовская бравада; избегает Фатали, сторонится его, - с головой ушел в переселенческие дела, сопровождает большую группу переселенцев-горцев, надеясь договориться о лучшей доле для них.

А у тех и этих - имперские замыслы: султан мечтает расселить вдоль границы, чтоб натравливать на грозного северного соседа, а царь мечтает напичкать взрывчатыми горцами чрево враждебной Порты; да-с, руками местных, а потом Лорис-Меликов уберет их, расправится с ними, как представится случай, известная тактика, ибо приобщены к имперским секретам, - будто бы "интернациональный заговор" (?) против царского престола, возглавляемый осетином Муссой Кундуховым, тем более что остался в Турции, стал пашой, воевать начал против царя в Балканскую, а в группе заговорщиков и чеченец Садулла Османов, ингуш Дуров и кумык Хасай Уцмиев; да еще кабардинец князь Атажукин (он и донес, помог раскрыть "заговор").

Друзья исчезают, пропали и не отыщутся, друзья гибнут, эти перемены в Хасае, холод переживания, смятенье, выбраться из удушливой атмосферы, а в глазах у тех, кого он призван убедить во время переговоров насчет холмов и оврагов - негодование: "Вероотступник! предатель!..."

Презренье невежд, ярость фанатиков.

И прошения, и справки, которые поступают в департамент - и по гражданской части, и по части дипломатической, докладные записки, обзоры, консультации!

И снова - поездки. И споры, и споры насчет "ничейных земель".

Отсюда виден другой берег - рукой подать. Крикнешь - отзовется. И мост не нужен - вмиг переплывешь (а где и вброд, как некогда отец; много лет уже не навещал его могилу).

И близко, и бесконечно далеко. Как грань между жизнью и смертью.

"Эй, земляк!..." - и тонет слово в мутном водовороте.

Был густо-густо исписан лист: "Мне обидно, что потомки будут думать о нас: какие ж они были глупые, слабые и трусливые!

Глупые - потому что поклонялись глупцам и знали, что над ними глупцы, но успокаивали себя: а что делать? лучше этот, чем другой, который стоит неизменно рядом, - жестокий, холодный, отрежет собственной матери грудь и выколет глаза сыну ради великой веры и во имя престола; смиримся уж с тем, что есть!