Чингиз Гусейнов - Фатальный Фатали

"Ты жалуешься, что мы безмозглы? Ты прав: надо, чтоб белый царь заменил нашу кровь, позолотил наши волосы, окрасил в голубое наши глаза, может, тогда мы поумнеем!"

"Вот-вот! - отвечает ему другой. - Хорошо бы! Нечисть покроет мир, и явится тогда скрывшийся двенадцатый имам!" - Но не будем отчаиваться, продолжает Мелкум-хан, - будущие поколения воздадут вам честь, и об их будущей благодарности я хочу написать вам, Фатали, именно сегодня! Пусть раздаются ныне проклятия в ваш адрес! Настанет день, и благодарные потомки придут на нашу могилу".

КИНЖАЛЬНЫЙ АРАКС

Эти беспокойные думы Фатали: кому поведать? с кем поделиться? разве обо всем напишешь? Прежде не думалось, а теперь все чаще эти думы о родичах на том берегу, далеком и недоступном: о тех, которые есть (сестры, их семьи, могила отца, которую лет тридцать почти не навещает...), и тех, которые будут, когда выйдет замуж дочь и родятся внуки и, может статься, уедут на ту сторону, за кинжальный Араке. Разрезанный край, разрезанный народ, разрезанные семьи. Чем ближе к концу, когда подводишь итоги прожитого (не суждены Фатали эти тихие дни!), тем горше сознание собственных заблуждений, бездумных действий, усугубляющих разрыв, пропасть, через которую не пройти, не перелететь, хотя и рукой подать: крикнешь на этой стороне - отзовется на той.

И рисуется Фатали картина (не довольно ли иллюзий?) воссоединенного (??) края. И народ располагает всеми богатствами (но как?). Эти леса, рудники, морские и речные пути. Здесь, где он живет, - крохотный Нафтлуг, "нефтяное", а в быстрорастущем Баку (где губернатором - близкий Фатали человек, не раз приезжал в Тифлис, генерал Старосельский) - черпают и черпают нефть с неглубоких колодцев (но столицей родного края видится Фатали южный город Тавриз). Сады и виноградники, шелка Ширвана и Шеки, на весь мир прославившие эти края. Пробудить жизнеспособные силы народа, привести их в действие. Все соки разоренного края - самим, для себя. И надвое разрубленный народ услышать как единый. Но кто сумеет объединить? когда? и как?! крикуны, играющие на низменных чувствах, - чтоб прослыть национальными героями, эти ханские сынки!.. И кто смеет отбросить прочь имперские замашки - и восточные, и западные? Усыпив, разъединить и, разъединив, сковать и ослабить племена. И давить, и гасить... Доколе?! Но что это: трезвый взгляд, вдруг отчетливо показавший Фатали окружающий мир, или вариации наивных и несбыточных надежд? Истина или иллюзии?

Крах империи, а там... Но пока она рухнет, приберет к рукам другая. Еще сильна оттоманская и не обескровлена южная.

Незаживающая рана Фатали - эти думы о тех, кто на том берегу; прежде были загнаны внутрь суетой быстротечных дней; тоска по родичам, особенно как осень и зима с ее дождями и мокрым снегом, и тревога, что уже много лет, как не навестит могилу отца, - вспыхивает это чувство и проходит, и каждый раз какая-то очень важная нить мысли, ухватить бы ее, но рвется.

Ясно, что к прошлому возврата нет: эти хилые ханства, произвол и насилие мелких завистников и интриганов, грызущихся друг с другом. Однажды Ахунд-Алескер выразил сожаление: "Вот если бы та старая жизнь (когда он учил грамоте ханских сынков - шекинского и ширванского), но только без войн!..." - вздохнул. Но разве мыслимо, чтобы без войн, если кровью пахнут уста и тех, кто на Севере, и тех, кто на Юге, и жажда отмщения, - Фатали усмехнулся в душе думам своего второго отца. "А разве, - ищет Ахунд-Алескер новые доводы, - не могли б собраться вместе все бывшие ханства?" - "Но кто позволит? - возразил Фатали. - Да и где та личность, которая возглавит? И как?" Фатали это понял давно, пустая призрачная мечта! И Бакиханов долго носился с нею, идеей объединения ханств, но понял, что, увы, некому. "Был твой тезка, - как-то сказал Бакиханов Фатали, - помимо шаха, из моего родного Кубы, Фатали-хан Кубинский (как же, Фатали преотлично знает!), а чего он добился? И сколько было помех! И с севера, и с юга, и единоверцы, кто как мог вредил и козни строил. Да и кто согласится, чтоб возглавил кубинский? или бакинский? или карабахский? шекинско-ширванский?"

Борьба империй, сначала двух - персидской и османской, а потом и третьей, российской, прошла через душу каждого, ослабив, приучив к лести, лицемерию, раболепию, двуличию, козням-интригам, - ох и выстроил бы Фатали эпитеты!! кто-то тянется к единоверным шиитам, чуждым по языку, кто-то к османцам, с которыми едины по языку, но они сунниты, - скольким желающим постичь эти тонкости здешней жизни, и Ладожскому, и Никитичу, разъяснял Фатали, бескорыстно делясь своими знаниями; а кто-то к России как идеалу европеизма; и Рашид, как приобщится к думам отца, - только об этом и толкует: слиться, сохранив и веру, и язык отцов; а вот и еще путь будущего единения (?) народа: о том и Бакиханов говорил, и Фазил-хан Шейда, прошел через это и Фатали, ибо благо (и потому "за"), но и, ясно ведь, иллюзия (и потому "против", Фатали понял это давно). И мысль, которая, возникнув, улетучивается, никак не ухватить, не угнаться за нею: сообща всем народом свергнуть (?!) деспота; но кто? с кем? когда? и вы, декабристы, и вы, апрелисты!... Масонство? Поговорили, утолив жажду деятельности или освободившись от гнева, и разошлись, пока целы (и не сгноили в снегах Сибири).