Чингиз Гусейнов - Магомед, Мамед, Мамиш

- Осторожней, вы! - шепнула Хуснийэ.

- В тюрьму вас упечь!.. Молодец Рена! - И пере-дразнил:- "Она на вас глаза пялит!" Хуснийэ подскочила к Мамишу, чтобы глаза ему вы-царапать, но Ага остановил:

- Он же сумасшедший, не видишь? Стукнет!

- Еще? - спросил Гейбат, а Мамиш вскочил, схва-тил стул, кинул в него, но попал в шкаф. До бивня рука не дотянулась, схватил будильник, метнул в Гейбата, снова не попал. И тут же спину обожгло - Гейбат уда-рил его массивной палкой с резиновым набалдашником. И Ага по голове со всей силой.

- А это,- сказал тихо,- за тюрьму. Придушим, и следа не останется. ,

- Поплатитесь! зверье!

- Я вас выведу!

- Выводи! Выводи!

И снова удары, никак не увернуться. Огрел раза два Гейбата, но рука будто о скалу, что ей, скале? Повали-ли на кровать, Ага - за ноги, Хуснийэ - за руку, дру-гую придавил к железному краю кровати Гейбат, и перед глазами Мамиша снова замаячила огромная рука, она закрыла все лицо, вдавила голову в подушку.

- Всех вас!..

- Жаль, что племянник, заставил бы мать попла-кать! - От удара по лицу потемнело в глазах. Приду-шат, им ничего не стоит. Умолк, отвернулся. Першило в горле. Видя, что Мамиш затих, Гейбат отошел, выпря-мился.

- Давно бы! Если еще что услышу, язык вырву! Я таких перевидал много, голову, как цыпленку, сверну! Мамиш молча смотрит на Гейбата.

- Смотри и запоминай!.. Хуснийэ-ханум, если осме-лится хоть словом!..

- Я ему осмелюсь!

' В это самое время вошел Хасай. Он долго ждал в ма-шине и, видя, что братья не возвращаются, решил идти сам, как бы чего не натворили, особенно Гейбат. Увидев Мамиша лежащим на кровати, сперва перепугался, а потом возгордился: вот какие они у него, братья... В огонь и в воду за него пойдут! Заботило одно - заста-вить Мамиша молчать, чтоб разговор не вышел за сте-ны их дома. Потом придумают, как его наказать. И раз-берутся, что правда, что ложь. Зря ударил он Рену. Зря! Чтобы Гюльбала, его сын?! Чего только не делает с человеком ревность?! Ведь, кажется, как мужчина с мужчиной договорились! И сама же ушла от него! "Ни рыба - ни мясо". Придумал и подло соврал! От Кязыма только такой и уродится! Как он мог считать его своим, Бахтияровым?! От этого племянника всего мож-но ждать. Так вот, Мамиш! Получил свое? Это только начало!..

- Надоумили его, вижу. Теперь, прежде чем рот от-крыть, подумает. И ушли. Дым табачный.

И тихо на балконе.

Даже лампа тускло горит. Если бы не распухший нос и не кровь, прилипшая к щеке, будто и не было их. Встал, умылся, подошел к зеркалу. Не беда, сойдет. Не жаловаться же в суд, мол, дяди избили. А неплохо бы! Нет, не годится. Надо прежде всего отобрать у Хасая красный билет. Нельзя, чтоб оставался у него, ни-как нельзя.

"А у Дива душа хранилась в стеклянной бутылочке. И кто ту бутылочку возьмет, с тем Диву не сладить". Поднял часы. Будильник четко отсчитывал секунды. Отстукивает свое и на боку, и циферблатом вниз, и ко-гда падает. До чего живучий. Холодит горячую ладонь. И бег секунд успокаивает. Уже два ночи. Поставил рядом с бивнем. Скоро начнет светать. Достал из холо-дильника бутылку пива. "А у Дива... в этой самой бутылке!" В холодильнике пусто: пяток яиц, брынза. Завтра сделает яичницу. На берегу, в городе питался нерегулярно - и некогда как-то, и неохота. Не то что на острове: и вкусно, и дешево. А здесь ломай себе голову, где и когда. И с кем. Какие шашлыки бывали у Гейбата! Раз-раз-раз - и шкура отброшена вместе с ножом. "Вымыл бы кто этот нож!" Отобрать, отобрать!.. Из бутылки сначала пошел легкий дымок, потом пена через край полилась. Холодная струя остудила горло, налил еще. На дне осталось немного, два-три глотка, выпил прямо из бутылки. Разлилась по телу прохлада, мысль заработала четко. Они еще пожалеют! Не раз-деваясь, прилег. И вдруг боль в руке, той самой, кото-рую Гейбат придавил к железному краю. В кармане брюк что за бумажка? Полез, а это визитная карточка Джафара-муэллима. Прощаясь, дал. Помялась карточ-ка, стала как тряпка. Если бы Джафар-муэллим знал, во что она превратится! И почему?! Имя, фамилия на русском и английском, без "муэллима", и два номе-ра, оба служебные. И адрес, тоже служебный. Ска-зать ему? Но как быстро простила Хуснийэ-ханум Рену.

И горе отодвинулось. Пора уже идти. И Мамиш пошел. И Р дома одна.

Если бы Хасай тоже был дома, начать было бы труд-ней. И Хасай спешил подальше от всех! От Амираслана! От всяких накачек, звонков, забот!.. А тут Мамиш! Вез спросу!

Если бы не Джафар-муэллим... Как-никак спаситель Мамиша. Погиб, спасая честь? А чью? Погиб, мстя? Но за что? И за кого? Гюльбалу? Или за себя? "Всех женю! И начну с вас, с Гюльбалы и Мамиша!" И начал. "Схва-тишься за горло бутылки, и Див тут как тут, только успей разбить бутылку!" А во сне кругом песок - как разбить? Бутылку о песок, а она набок валится и ниче-го с нею не делается. Песок и песок, а Див уже тут, i рядом, вот-вот достанет рукою до тебя. Черт знает что! Сказки какие-то.