Валерий Гвоздей - Меж двух миров, Некоторые аспекты чеховского реализма

В описании городка Б. из повести "Коляска" находим пример, который вполне можно соотнести с чеховскими принципами использования данных конС.91

струкций: "Когда, бывало, проезжаешь его, взглянешь на низенькие мазаные домики, которые смотрят на улицу до невероятности кисло, то : невозможно выразить, что делается тогда на сердце: тоска такая, как будто бы или проигрался, или отпустил некстати какую-нибудь глупость,- одним словом: нехорошо".

В "Мертвых душах" подобные ситуативные обороты на фоне довольно объемистого текста - просто единичны, а их художественные функции носят, в основном, частный характер: ": он наконец присоединился к толстым, где встретил почти все знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы говорил: >". Еще пример: "Он почувствовал, что глаза его липнули, как будто бы их кто-нибудь вымазал медом".

Но и такие обороты довольно редки в поэме, хотя иногда и соседствуют друг с другом:

"Слова хозяйки были прерваны странным шипением, так что гость было испугался; шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа таким звуком, как бы кто колотил палкой по разбитому горшку, после чего маятник пошел опять покойно щелкать направо и налево".

Есть и более обиходные, "служебные" варианты:

"Но Чичиков прикинулся, как будто и не слышал, о чем речь, и сказал, как бы вдруг припомнив:

- А! чтоб не позабыть: у меня к тебе просьба".

В целом ситуативные обороты в "Мертвых душах" не наполняются концептуально значимым содержанием, хотя есть и исключение: "Он стал чувствовать себя неловко, неладно: точь-в-точь как будто прекрасно вычищенным сапогом вступил вдруг в грязную, вонючую лужу; словом, нехорошо, совсем нехорошо!"

Проявившись особенно ярко в "Сорочинской ярмарке", интерес Гоголя к ситуативным оборотам заметно шел на убыль.

Менялась его концепция действительности. На смену романтическим представлениям о многообразных возможностях жизни, порождающим широкое поле ассоциаций и предположений, приходит иное: "Скучно на этом свете, господа!"

Ситуативные обороты у Гоголя после "Шинели" - лишь одно из ряда изобразительно-выразительных средств, используемых не чаще, а то и реже, чем другие. Вместе с тем в "Мертвых душах" появляются знаменитые развернутые сравнения, уже не раз привлекавшие внимание исследователей как нечто весьма С.92

характерное, гоголевское. Развернутые сравнения, превращающиеся в маленькие вставные повествования со своими героями, со своими сюжетами и своей проблематикой, довольно далекими от ведущей сюжетной линии.

Появляется также "Повесть о капитане Копейкине", оказывающаяся своего рода развернутой гипотетической ситуацией, хоть и "отмененной" сразу же после изложения.

В известном смысле гипотетической ситуацией должен быть стать второй том "Мертвых душ", также "отмененный" автором.

Еще более гипотетичным представляется замысел третьего тома:

Совершенно очевидно, что отношение Гоголя и Чехова к ситуативным оборотам было неодинаково.

У Гоголя интерес к ним довольно скоро угас, что поставило ситуативные обороты в один ряд с другими использовавшимися им тропами. Тогда как чеховское внимание к ситуативному обороту возрастало год от года, постепенно превращая этот троп в важнейшее средство решения разнообразных художественных задач.

Последнее особенно ярко, наглядно проявилось в повести "Степь".

Ясно, что если мы будем искать какие-то соответствия на уровне чисто внешних сопоставлений, то, как представляется, потерпим неудачу.

Отношение Гоголя и Чехова к сравнительному обороту, способному создавать гипотетическую ситуацию, скорее демонстрирует их различие, нежели сходство.

А между тем, сходство есть.

Но сходство - не лежащее на поверхности.

В.В.Федоров отмечает, что в гоголевских развернутых сравнениях зачастую "сравниваемый и сравнивающий предметы меняются местами и функциями".

Это свободное отношение к, казалось бы, незыблемым законам аристотелевской "Риторики", конечно же, нужно писателю не само по себе, а как необходимое условие создания его собственного, неповторимого, гоголевского художественного мира.

Два элемента сравнения представляют две разных действительности. И в "известный момент развития сравнения обе действительности как бы совмещаются, совмещая предметы так, что один почти полностью заслоняет собой другой, но, однако, этот другой пробивается сквозь первый и так или иначе обозначает свое присутствие".