— Эх, горемычная! — пожалел Лева.
Лида вздрогнула, рванулась вперед. Сильная рука крепче прежнего охватила ее.
— Сиди, сиди, матушка. Погуляла денек, теперь будет. Тетенька-то уж как беспокоились, — толковал Дмитрий. — Так даже больны приключились. Погоди, попадет вот ужо тебе, озорница!
Лида притихла на коленях у Дмитрия. Она не думала, о чем говорил Дмитрий, не думала о тете; она о чем-то совсем другом задумалась крепко.
Измученная лошадь еле плелась по дороге. Все молчали. Темнело. В темноте блеснули освещенные окна.
— Вот и приехали! — промолвил Дмитрий. Приехали! Куда приехали? Приехали домой, к тете.
Лида вдруг встрепенулась, будто проснулась. Она только теперь поняла все, что случилось. Что же теперь с нею сделают? Что скажет тетя? Что расскажет тете она, Лида? Лиде вдруг сделалось холодно. Она крепко прижалась к Дмитриевой поддевке.
— Что, небось испугалась? То-то! А ты повинись, виновата, мол, скажи. Побранят, побранят, да и простят, — утешал ее Дмитрий.
Господи! Что же это с нею будет!
В комнатах тихо. Дети, видно, ушли уже в детскую. Дмитрий отворил дверь с гостиную. В гостиной горела лампа. Тетя сидела одна перед столом на диване. За колпаком, в темноте, тетиного лица не было видно; видны были только тонкие, крепко сжатые губы.
— Кто там? — спросила тетя. Лида не шевелилась.
— Кто пришел?
Лида хотела сказать что-то, но промолчала.
Тетя вдруг встала и сняла колпак с лампы.
Яркий свет разлился по комнате, осветил тетю и Лиду. Лида крепко сцепила пальцы рук. Пусть бы тетя ее наказала, побранила, прибила, только бы поскорей! Только бы не было так тихо; скорей сказал бы кто-нибудь хоть словечко. Но тетя, как всегда, молчала и пристально смотрела на Лиду.
— Подойди ко мне, Лида. Где ты была?
— На Воробьевых горах была, — прошептала Лида и подняла глаза.
— Тебя привез Дмитрий?
— Да.
Тетя подошла к Лиде ближе, сняла шляпу, дотронулась рукою до кос; подняла юбку и внимательно рассмотрела оторванные оборки, загрязнившийся мокрый подол. Лиде казалось, что конца не будет осмотру. Тетя нагибалась к ботинкам, к чулкам.
— Все сырое, — сказала будто про себя тетя. — Ты сейчас отправишься в детскую и попросишь Матрену натереть тебе ноги вином. Сейчас же ложись в постель. Я пришлю тебе в постель теплого.
Тетя отошла за ключами к столу.
Лида оторопела. «Что же это? Ничего больше? Ослышалась она, или все это сон?» Она не двигалась с места.
— Что же ты? Ступай поскорей.
Лида не шевелилась. Тетя взяла ее за руку и вывела в дверь.
— Белье не забудь переменить, — сказала тетя ей вслед.
Лида поплелась в детскую.
Август месяц стоял пасмурный и ненастный. Мелкий, будто осенний, дождь сеялся частыми капельками, наливал по дорожкам лужи и тихонечко стучался в стекло: тук, тук, тук! Ветер выл в трубах. Везде было темно, сыро и скучно.
Люба откусила голову картонному Петрушке и не придумала еще, что сделать с ногами.
Зато Жени устроил отличную игру. Взял карточку от лото, наложил чурочек, деревянных кирпичиков, поднял на голову и пошел расхаживать по комнате:
— Арбузы, дыни, лимоны хорошие!
— Эй, разносчик! Почем арбузы? — спрашивала Матрена.
— Три рубля.
— Ой, дорого! Что ты, батюшка, разорить хочешь? Уступи по знакомству.
— Ну, три копейки, — уступал, не задумываясь, сговорчивый разносчик.
— Ах, Женька! Ну разве можно так, за три копейки арбуз! Не отдавай, рубль проси, — вступилась Люба.
— Опоздали, сударыня, — объявила Матрена. — По рукам уже ударили. Вот и денежки, извольте получить.
Матрена выкладывала из кармана три семечки-денежки, а Жени в полном удовольствии шел дальше продавать:
— Яблоки, груши хорошие!
Коля с Левой сидели у окна, у круглого столика. На столе лежали тетради. Лева старательно выводил карандашом по бумаге.
— Что это ты делаешь, Лева? — спросила, заглядывая ему через плечо, Люба.
— А вот паука нарисовать хочу. Это крестовик будет, большой лесной паук. Видишь, вот у него брюшко, голова с грудью; а это лапки, восемь мохнатых лапок, по четыре с обеих сторон, — толковал и рисовал Лева. — На голове глаз тоже восемь, он отлично видит.
— А это что за пятнышки, точечки ты сделал на брюшке? — спрашивала Люба.
— Это паутинные бородавки, малюсенькие такие шишечки с дырочками. Через дырочки паук выпускает из себя паутину.
— А зачем он это делает, Лева? Только комнаты портит.
— Затем, что в паутину он мух ловит, — отвечал Лева, — и мух, и мошек себе в пищу. Иногда паук изловит муху больше себя. Так-то ему ни за что бы не справиться, а попалась муха в паутину, он и начинает обхаживать вокруг нее, и все выпускает нитки, и все затягивает муху липкою паутиной по крыльям, по лапкам. Запутает поплотней, запеленает так, что муха шевельнуться не может, и тогда подходит, убивает и кормится — сосет кровь.
Читать дальше