— Ах вы постылые!
Чумазая девчонка в набойчатом сарафане поднялась из-под загороды и погналась с хворостиной.
— Устя! Устюшка! — крикнула Лида.
— Ась! Кто меня?
— Здравствуй, Устя! Ты меня не узнала?
— Чего не узнать! Узнала. Куда Бог несет?
— Мы к вам, Устя, гулять пришли. Пойдем с нами гулять.
— Как же! Пойдешь тут! На огороде заместо чучела стоять, вишь, заставили. Кшш… вы, чтоб вас! Ууу… — крикнула и сердито замахнулась веткой Устюша.
— Да сегодня ведь воскресенье, — заметил Лева.
— Знамо, не середа.
Устюша подошла к плетню и выставила над плетнем свое опаленное солнцем, веснушчатое худое лицо.
— Тебя, Устя, сторожить хозяйка заставила? — робко спросила Лида.
— Зачем! Своя охотка была! Дай, думаю, праздник пойду погуляю, свиней погоняю, — с хохотом говорила Устюша. — Да что я им, и вправду каторжная досталась?! — крикнула она и стукнула кулаком по забору. — Будни работай и праздник работай! Не хочу работать! Гулять пойду.
Устюша подняла ногу и ухватилась руками за плетень.
— Нет, уж лучше не ходи, Устя, — сказала Лида. — Тебя хозяйка побьет.
— Она меня и так побьет! — равнодушно возразила Устюша. — Я посудину, молока горшок ей разбила, — один ответ!
И Устюша прыгнула с забора.
Лева внимательно разглядывал ее: босые грязные ноги, костлявые плечи, еле прикрытые дырявою сорочкой; жиденькую косичку, трепавшуюся в полинялом платке, и выглядывавшее из платка осунувшееся детское лицо. Много разных настоящих работниц видывал Лева, а такой худой еще не видал. Ему всегда представлялось, как они, верно, есть хотят, все такие худые, что хотелось их покормить. Верно, ее все бьют, а есть не дают… Лева вдруг вспомнил про свои оттопыренные карманы.
— Стойте! — закричал он. — Ступайте за мной, я вас в чудесное место сведу.
Лева с Жуком бежали впереди, Лида с Устюшей поспешали за ними, и вскоре все четверо выбежали на полянку, на опушку березовой рощи.
— Вот сюда, на кочку, сюда, в холодок, — пригласил Лева. — Вон и вода, ручеек. Видишь, Лида? Правда, чудесно?
— Чудесно, чудесно! — закричала Лида и плюхнулась коленками прямо в кочку, в траву.
— Что же это? — усмехаясь, спросила Устюша. — Гулять сказали, а сами садиться?
— Мы только минутку, Устя, — ответил Лева. — Минутку посидим, отдохнем, а там опять пойдем погуляем. Садись, Устя, — подвигаясь, сказал Лева. — Будем обедать.
Лева снял с плеча жестяную коробку и достал два небольших хлебца, густо смазанных маслом и переложенных котлетой.
— Ты, Лида, с утра ничего не ела, так на тебе. А это вот Усте.
— А тебе что же?
— Да ведь я завтракал уже дома; мне не очень есть хочется. Что же ты, Устя? Кушай. Не бойся, я себя не обижу.
Лева вытряс из кармана огурцы и ломоть черного хлеба.
— И вам будет по огурчику, когда съедите котлету. Все принялись за еду. Лида делилась с Жуком.
Лева смотрел, как Устюша ела котлету, как запускала зубы в корку белого хлеба, проворно жевала и слизывала языком крошки и масло с губ. Она откусывала большими кусками: большой кусок во рту упирался в щеку, и длинная худая щека натягивалась, делалась на минутку округлой и толстой. «Что, если это ей часто давать, — думал Лева, — каждый день давать котлету и хлеба, ведь у нее щеки такими и остались бы, сделались бы насовсем толстые и круглые».
— Который тебе год, Устя? — спросил Лева.
— А мне почем знать, — пережевывая большой кусок, ответила Устюша.
— А давно ты в работницах?
— Летошное лето пришла.
— Харчи-то у тебя свои или хозяйские?
— Хозяйские. Харчи хозяйские, и одежа хозяйская, и сама хозяйская, а нонче своя! — крикнула Устюша, вдруг вспрыгнула на ноги и утерла о бока замасленные руки.
Лида хотела что-то сказать, Лева думал Устюшу еще расспросить, но ей не стоялось на месте.
— Уж куда же я вас сведу, уж куда ж я вас поведу! — сулила и торопила она.
Напились в горсточку у ручья и побежали с горы за Устюшей.
Лиде опять сделалось весело. Минутная думка, навеянная Устюшей, вылетела из головы. Лиде надобно бы потолковать с Устюшей, расспросить про хозяйку-молочницу, но уж лучше после, потом… А теперь ей хотелось на все посмотреть, везде побегать, взобраться куда-нибудь потруднее, повыше и закричать громко-громко.
— Лева, ау! — громко кричала Лида.
— Ау! — нарочно басил Лева.
— Ау! — голосила Устюша.
— Гам, гам! — лаял Жук.
И все были радостно возбуждены; и Жук лаял, заливаясь громче прежнего; то и дело смех и лай раскатывались по лесочку.
Читать дальше