Георг Хакен: Синий свет, свет такой синий (Есенин)

КЛЮЕВ (оборачивается). Ах, Сереженька, еретик, златокудрый вьюнош, пришел-таки, вот уж не думал, не гадал!

ЕСЕНИН. Захотел посмотреть на тебя в последний раз. Увидеть, как живешь.

КЛЮЕВ. Живу я, мой ангел крылатый, как у собаки в пасти. Рай мой осквернен и разрушен. Сирин мой не спасся и на шестке. От него осталось единое малое перышко. Все, все погибло. И сам я жду гибели неизвестной и беспесенной. Да что уж я дорогого гостя так принимаю. Проходи, садись, голубь белый. Чем угощать прикажешь? Разве коньячком тебя попотчевать?

ЕСЕНИН. Ты же знаешь, Николай, я его никогда в жизни в рот не брал. На коньяк у меня положено заклятье.

КЛЮЕВ. И правильно. А вот твоя проклятая дьяволица Изадора раз налила мне из самовара чаю стакан, крепкого-прекрепкого. Я хлебнул, и у меня глаза на лоб полезли. Оказался коньяк! Вот, думаю, ловко! Это она с утра-то натощак - из самовара прямо! Что же, думаю, они за обедом делать будут?

ЕСЕНИН. Это ты врешь, Николай. У Дункан не было никогда никакого самовара.

КЛЮЕВ. Ну, самовара, может, и вправду не было, а коньячком-то она точно баловалась. Вот те истинный крест!

ЕСЕНИН. А чаем-то угостишь?

КЛЮЕВ. Я, Сереженька, давно уже и чаю не пью, и табаку не курю, и пряника медового не припас.

ЕСЕНИН. Не пьешь и не куришь, значит? Неужели? А я еще не забыл, Николай, как ты пытался заставить меня курить гашиш. Да ничего у тебя не вышло. Я один только знаю, какой ты подлец! Можно закурить? (Достает сигареты.)

КЛЮЕВ. Что ж, кури, кури, Сереженька. Я зла на тебя не держу.

ЕСЕНИН. А раз не держишь, то разреши от лампадки у тебя прикурить?

КЛЮЕВ. Что ты, Сереженька! Как можно! От божьего огонька! Я сейчас тебе спички вынесу (Выходит.)

ЕСЕНИН (Черному человеку). Ты ему не верь, он все притворяется, бестия! Небось, думаешь, мужичок из деревенской глуши. А он - тонкая штучка. Так просто его не ухватишь. Хитрый, как лисица, и все это, знаешь, так: под себя, под себя. Слава Богу, что бодливой корове рога не даются. Он никого не любит, и ничто ему не дорого. Поползновения-то он в себе таит большие, а силенки-то мало. Ему плохо, не удалось - и он никого не пожалеет. Очень похож на свои стихи, такой же корявый, неряшливый, простой по виду, а внутри - черт. Хочешь знать, что он такое? Он - Оскар Уайльд в лаптях!

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Деревенский Оскар Уайльд! Чудесный поэтический образ!

ЕСЕНИН. Ты знаешь, какая стерва этот Коленька! Я один раз прилег у него на кровати, задремал, чувствую, что-то мокрое у меня на животе. Он, сукин сын, употребил меня. Ты еще мало его знаешь, ты не знаешь всего...

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Давай подшутим над ним.

ЕСЕНИН. Как?

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Лампадку потушим. Он не заметит! Вот клянусь тебе.

ЕСЕНИН. Нехорошо. Ну, как обидится? Разозлится?

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Пустяки! Мы ведь не со зла, а так, для смеха. Вот посмотришь, он и не заметит, что лампадка погашена.

ЕСЕНИН. Хорошо. Согласен. (Прикуривает от лампадки и гасит ее.)

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Только ты молчи!

КЛЮЕВ (входит). Вот тебе спички, Сереженька!

ЕСЕНИН. Спасибо, Николай, уже не нужно.

КЛЮЕВ (замечает горящую сигарету). Так ты все-таки прикурил! От божьего огня! Побойся Бога, Сереженька! Это же святотатство! Проделки дьявола!

ЕСЕНИН. Не задавайся, Николай! Изображаешь из себя святого! Ты же не Николай Угодник!

КЛЮЕВ (увидев погашенную лампадку). Да ты и лампадку погасил, богохульник! Ах, грех-то какой! Вижу, пропащий ты совсем! Нет, Сереженька, того Есенина уже нет, а есть бродяга, погибающий в толпе собутыльников тот, что изменил отчему дому, из которого пришел в литературу. Разве ж это человек? Одна шкура от человека осталась. Мне, старику, страшно смотреть на тебя. Ведь ты уже свой среди проституток, гуляк, всей накипи Ленинграда. Зазорно пройтись вместе с тобой по улице. Стихи Есенина сейчас никому не нужны!

ЕСЕНИН. Вот тут ты ошибаешься, Николай! Я - лучший поэт России. Все остальные - говно!

КЛЮЕВ. Пожалуй, для поэта важно вовремя умереть, Сереженька! Разговаривать нам уже не о чем.

ЕСЕНИН. Мы разошлись, Николай! Твое творчество становится бесплодным. В твоих стихах есть только отображение жизни, а нужно давать саму жизнь!

КЛЮЕВ. Уходи, уходи, Сереженька, я тебя боюсь!

ЕСЕНИН. Ты погубил свой голос. Ты должен был кончить этим. Теперь ты гроб!

Задняя стена в номере задвигается, закрывая Клюева.

ЕСЕНИН (Черному человеку). А знаешь, когда-то мне Клюев перстень подарил! Хороший перстень! Очень старинный. Царя Алексея Михайловича.

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. А ну, покажи!