- Дяденька, позолоти ручку, а я всю твою жизнь нарисую.
Дяденька, впрочем, быстро пришел в себя и с самоуверенной усмешкой сказал:
- Так угадай мое имя, красавица.
Цыганка беспечно посмотрела в глаза клиенту и в ужасе отпрянула. Через несколько тяжелых мгновений она снова взглянула ему в глаза и изрекла:
- Имя твое я узнала, но вслух не скажу. Отпусти меня с богом.
Гражданин смешался от неожиданного ответа и неуклюже протянул какую-то мелочь. Та, не глядя, взяла деньги и, слегка качнув головой, исчезла в толпе, откуда через некоторое время донеслось:
- Горыныч!
Из того самого места, где исчезла старуха, появился курчавый увалень и бросился тискать обалдевшего гражданина.
- Ну, старик, ну ты даешь, совсем не изменился. Нет, заматерел малость, конечно. Да ты узнаешь меня, змей?
- Узнаю, - неуверенно ответил гражданин, лихорадочно вспоминая, кто же так тискает.
- Давай отойдем в сторонку, что мы здесь на проходе, - курчавый по-свойски взял Горыныча под руку и подвел к парапету, отделявшему кафедру от проезжей части. - Ну-ка, мужики, - обратился курчавый к молодым людям, сидевшим на парапете, - подвиньтесь-ка, дайте старикам место.
Те нехотя встали и молча отошли в сторону.
- Садись, Горыныч, а я на тебя смотреть буду и слушать тебя буду, курчавый продолжал вертеть собеседника, будто тот был некогда потерянной и внезапно найденной вещью. - Ну рассказывай, рассказывай. Как здесь, проездом?
- Нет, я здесь живу.
- Как?! Ты - и вдруг здесь, у нас, в Южном? Послушай, Горыныч, ты меня разыгрываешь. Да нет, - снова сокрушался битюг, - ну тебя, змей.
- А ты сам-то как сюда попал? - решил прояснить дело Горыныч.
- Черт тебя дери, тоже мне, сравнил божий дар с яичницей. Ох, Горыныч, расстроил ты меня, ну скажи, что в командировку приехал, ну, на конференцию там или еще куда, - канючил курчавый, потом повернулся и, прищуриваясь, начал разглядывать часы, установленные на крытом рынке.
- Полседьмого. Слушай, Горыныч, давай по чуть-чуть.
Через полчаса они сидели на открытой террасе ресторана "Южный", пили фирменный коктейль с одноименным названием, составленный из ста граммов водки, ломтика лимона и кусочка льда, и вспоминали события десятилетней давности. Впрочем, вспоминал в основном курчавый, а Горыныч слушал, рассеянно разглядывая центральную улицу. Час пик прошел, схлынул сосредоточенный поток тружеников города. Вечер вступил в свои права, сияли холодным светом газоразрядные лампы на магазине "Охотник", что напротив, тянуло прохладным осенним ветерком. Внутри приятно выделялось хмельное тепло. Горыныч слушал и удивлялся, как много малозначительных и несущественных деталей люди помнят о своих студенческих годах.
- Первый раз я тебя увидел на зачете у Бальтазара, - говорил курчавый. - Бальтазара помнишь? Неужели забыл? Как же, Бальтазаров, заклятый друг всего униженного и оскорбленного студенчества!
- Помню, помню, - успокоил Горыныч.
- А про китайский волчок помнишь?
- Про волчок? - удивленно переспросил Горыныч.
- Так если ты волчок забыл, как же ты можешь Бальтазара помнить? Да ты здоров ли, друг мой? - курчавый подозрительно посмотрел на Горыныча. Ты же меня тем волчком перевернул, я, может быть, во всякую ненастную погоду тем волчком мучаюсь. Да-а, - курчавый перешел к разговору с самим с собой, - главный Бальтазаровский вопрос, а главное - не вопрос, а ответ. Знатный ответ. Я долго кровопийцу изучал, я ему пять раз зачет сдавал. Ты знаешь, Горыныч, он всем один и тот же вопрос задавал. Билет послушает, покемарит, а потом достанет вдруг из кармана китайский волчок, кругленький такой, снизу красный, а сверху белый, и ножка у него сверху беленькая, крутанет его за ножку, волчок немного повертится и на ту самую ножку становится, - курчавый крутанул рукой перед носом Горыныча и щелкнул пальцами. - Вот так. Тот долго на ножке вертится. А после он и спрашивает у бедного студента: "Почему?" И все, абсолютно все знали, что будет Бальтазар волчок крутить, и даже все знали ответ! Но не правильный ответ, а тот ответ, который нужно было сказать, чтобы Бальтазар удовлетворился. Ну, по первому разу никто не верит, что такое может быть, и пытается объяснить оригинальное природное явление. Начинает накручивать про моменты сил, трение качения, про всякие там кориолисовы ускорения. Бальтазар даже головой кивает, вроде как одобряет, ну а в конце и говорит: "Что за чепуху вы тут мне несли?". И злой такой становится и кричит: "Следующий!". Следующий приходит побашковитее, про энергетический принцип ему завирает, про то, про се. Бальтазар, конечно, дураком его обзывает, говорит, тупицы вы отборные. А ему-то нужно всего было сказать, - курчавый сделал паузу и изрек не своим голосом: - "Волчок потому переворачивается, что низ у него красный, а верх белый." Конечно, совестно такое при товарищах говорить, вот народ и мялся, надеялся на снисхождение. Но Бальтазар не знал снисхождения, сволочь была отъявленная, без страха и упрека. В конце концов народ ломался, говорил, чего надо, и зачет получал. Я же пять раз ему сдавал. Ну, думаю, собака, хрена ты от меня получишь. Я в анналы полез, стариков с пятого курса нашел, говорят, бесполезно, Сидоров, все ему так отвечали, и не таких обламывал; и наверх писали, и на низ, у него там лапа; так что можешь посопротивляться, конечно, для очистки совести, и услади ты его уже, неужели жалко. А мне жалко! Противно врать, нет, я, конечно, не ангел, врать приходилось, но тут же, извини меня, физика, чистая природа. Как же я могу природу оскорблять, ведь она, бедная, фундаментальным законам подчиняется, а не директивным документам.
Читать дальше