Да этого просто не может быть. Это абсолютно невозможно, и даже если что и совпало до такой степени, то это еще не значит... хотя для кого-то другого, может быть, и нет, но для ее светлой головушки, - ведь не зря же она готовила диссертацию, - для ее логического ума совершенно ясно, что все должно быть чистым совпадением. Да, именно совпадением, подтвердила себя, ступая на эскалатор. Тот довольно шуршал, заглатывая москвичей и гостей столицы в теплое мраморное чрево. Маша беспорядочно прыгала с одной крайней мысли на другую, не замечая, как за ней все время поспевает коренастый брюнет с грустными голубыми глазами. Ей вдруг пришла в голову неожиданная идея: она где-то слышала, что люди иногда падают под вагоны метро, случайно или, может, кто толкал этих люей, но результат всегда был надежный - уж очень много железа, и что проще всего без ущерба для окружающих покончить с жизнью именно таким неромантическим путем.
Она шла по самому краешку, гранитному, холодному, - высокая, пышущая материнским здоровьем, умная женщина, - и люди, вовремя замечая ее, давали ей узкий проход по этой земной жизни. Старый электропоезд только что отошел, а новый где-то в километрах двух гнал впереди себя шумную воздушную волну, и перрон потихоньку заполнялся пассажирами.
Она была так близко к краю, что задень ее кто-нибудь даже случайно и все бы вмиг оборвалось. Ушли бы в прошлое Петербургские страдания Иосифа Яковлевича, угасла бы мимолетная искорка зависти отца Захария, высохли бы и потеряли устрашающую предсказательную силу послания старой деве Марии.
С рокотом, со скрежетом, появился голубой состав, и Маша приблизилась к глупому неповоротливому увальню, который, может быть, был вполне безобидным человеком, но сейчас стоял к ней спиной и должен был повернуться и столкнуть Машу с перона. Так все, наверное, и произошло бы, если бы благодаря какому-то странному совпадению, ровно за шаг до последнего шага, молодой брюнет, вот уже несколько часов преследовавший ее по городу, не подхватил ее под руку и, как лунатика, осторожно не увел под мраморные своды.
- Вы шли словно сомнамбула, - сказал он приятным молодым голосом, Вы могли упасть.
- Да, я сомнамбула, а вы? Вы кто? - Маша скользнула взглядом по его лицу, - Вы ангел? Вы ангел с голубыми глазами, да, да, ангелы должны быть с голубыми глазами.
- Я Виктор, Виктор... -он сделал паузу, - впрочем, зачем вам моя фамилия, я товарищ одного вашего знакомого.
- Ангел-товарищ, - пропела Маша, и поднесла ладонь к высокому, без единой морщинки лбу. - Давайте присядем. Вы красивы, вы, должно быть, красивее Марсакова, или вы его двойник. А, нет, вы, - она, опираясь на его сильную руку, присела на мраморную скамью, - вы ангел-товарищ Марсакова.
- Нет, я товарищ Верзяева.
- У мертвецов нет товаришей, - возразила Маша.
Человек по имени Виктор как-то обрадованно встрепенулся и, кажется, в глазах его промелькнули злые огоньки:
- Ошибаетесь, Мария Ардальоновна, именно у мертвецов больше всего друзей-товарищей.
- А может быть, вы мой отец? - Маша, кажется, хихикнула. - Впрочем, вы слишком молоды, мой отец - отец Захарий, я согрешу, а он помолится...
- У Вас жар, - слишком уверенным голосом произнес Виктор. - Я Вас отведу домой, а Вы потом, пожалуйста, вспомните, когда же погиб Змей-Искуситель: до свидания с Вами или после?
Ее вернули домой и под удивленные взгляды матери и матери-матерей снова уложили в постель. Никто даже не пикнул - так в этом доме было необычно появление мужчины. Маше поставили градусник, и тот показал тридцать семь и две, и Маша уснула, и ей приснился такой сон.
Первый сон старой девы Марии
Белый храм на зеленом холме. Надвратница - холодная сизая птица, не то голубь. Привратник - ангел-товарищ с голубыми глазами, брюнет. Брюнет всех женских сердец, не всякую пускает во храм, но ее, Марию, святую девственницу, проверяет подозрительным взглядом меж бедер, достает заветный ключик и впускает во храм. Византийские своды покаты, как женские груди, и входящий купается в молоке. По стенам рукотворные иконы, но не черные, и алтарь скромен, и перед ним символ любви земной - белым квадратом огромное двуспальное ложе. В центре солнечное пятно через готичесмкий витраж выхватило изображение Змея-Искусителя. На месте Христа распятого, дважды перерезанный грейдером Змей. Ведь храм Змея, догадывается чревом Мария. Она падает на колени пред светлым ликом перерезанного Змея и обнимает нижнюю половину его тела. Та, другая, недоступна и высока и требует парения. Она одна здесь в его храме и привратник голубоглазый заглядывает, как сосед, в щелку и видит ее моления у нижнего тела Змея. Она любит Змея, она чтит его мертвенность и отдается без сожаления. Но мысли ее чисты и прозрачны, она вспоминает недалекое прошлое и лужайку пред храмом и людей, не впущенных внутрь. Там, в черном, отец Захарий мнет красную бороду, и Иосиф, и мать-матерей, и просто мать, и никто из них во храм Змея не вхож - строг привратник. Видит прочих, но слышит голос Змея, и непроизносимо вторит, и вопрошает у верхнего тела:
Читать дальше