Анатолий Хулин: Дедлайн (фрагмент)

- Ладно, достаточно... - неожиданно смущается Магомед, - Мы спрашивали о литературных корнях. Ну, да бог с ними... Выпьем, параноидальный шизофреник! За твой курган-мурган.

Мы пьем коньяк. Периодически выходим в ближайшую подворотню выкурить чистошишечный косяк, возвращаемся и пьем снова. Как герои Ремарка, как прототипы старины Хэма - а чем мы хуже? Чай, не транспоттинг какой-нибудь. Бойцы.

Как хорошо, что по-правде, все это выдумка. Весь этот мир - от первого до последнего образа, от первой до последней буквы, мантры, игра сансары с нирваной и все остальное - конечно же, верить нечему. Чего бы там не набивали ветхозаветные пророки или современные букеры-шмукеры. И скоро мне ехать в Чечню - за самым что ни на есть настоящим. Есть чувство - так вернусь здоровым! Останусь наглым по-хорошему - и победа явится сама собой. Куда ей, суке, без меня?

Только не надо ничего читать на эту тему. А то действительно проснешься однажды, а ты - чистый самурай. И как здесь жить? Естественно, встает вопрос с деньгами - а там уж и до оружия недалеко. К тому же - мечты об Австралии. Завести себе дрессированного кенгуру на поводке, прятать анашу в его сумке. "Мистер полицейский, экскьюз ми, плиз... Где в вашем законе написано о кенгурах? У меня не него имеются все ветеринарные справки. Сам я преподаю в местном колледже. Да, конечно русскую поэзию - как вы догадались? Живу здесь уже двадцать пять лет, получаю пенсию. В прошом году издох уже третий мой кенгуру, Гринуэй. А это его правнучатый племянник - Карпентер. В конце концов, мне просто нравится ваша страна..." Магия всегда должна срабатывать - а как иначе? Если еще и на чистом английском, с легким сокольническим акцентом.

Твой стиль - ты, твой герой - ты, деньги - твои, смерть - твоя, жизнь твоя. Даже дети - твои. И ранее умершие любимые собаки. Какой смысл разменивать стиль на тиражи? Что же тогда достанется им всем - на самом деле? Как мне на этом гребаном истфаке умудрились поставить трояк по индийской философии? Да, конечно - тогда я толком ее не читал. Да и сейчас зачем? Но никто ведь не будет отрицать, что мозг может сам пройти через все этапы? Вот так и я. Думая, что живу - не пишу, и думая что не живу - не пишу тоже. Редко когда пишу. Сразу помногу - провал, недельку по чуть-чуть опять провал, в глубины подсознания. Нет усидчивости к этому делу. Подкорка шебутная больно. Все как-то нахрапом, за неделю или ночь, за деньги, обещания знакомств - и без предельной честности. Так, по верхам. Почему? Ну да и хрен бы с ней. Поскальзывай, качайся на волнах сознания - но когда каждое движение пальцев сразу же круг на воде, далеко ли уплывешь? Вот так и я. При полной бессмысленности - тонуть не желаю, при неполной - даже не думаю. Нечто невнятно-изящное, вроде насекомой водомерки...

Магомед вышел из коматоза и тихо запел:

- Поговори со мной, трава. Скажи мне, где берутся силы? Меня ведь тоже так косили, что отлетала голова...

Это было сигналом. Поймали такси - и поехали. Так все быстро произошло. Что тут скажешь о свободе творчества? Абстрактное словосочетание абстрактных понятий. Ясно одно. Если таксист включает магнитолу, и оттуда звучит глубокая песня на английском языке про пустой космос, принадлежащая почти во всем ясному покойнику с лошадиным прикусом - надо напиваться, обдалбываться, набираться мужества и отгрызать у вечности что-то другое, столь же бесподобное. Иначе черт его знает, что еще можно сказать о свободе творчества, чего о ней говорить. Продавать тяжело - а так все более-менее.

- Зима. Чеченец, торжествуя, на джипе обновляет путь. Его тачанка, снег почуяв, плетется рысью, как-нибудь... - сообщаю, обернувшись с переднего сиденья, развалившемуся сзади Магомеду. Оказывается, он спит.

- Дудаевец? Племянник Бин Ладена? Наркотиш? Ду хаст мих? - хрипло бормочет Магомед, чуть просыпаясь и засыпая снова. Я, монотонно покачиваясь, забиваю наш последний на сегодня косяк. Смотрю по сторонам - нет ли ментов. Впрочем, скорость всего этого вполне приличная.

Потом мы докуриваем вечер на улице, Магомед молчит, а в моей памяти правдиво, как наяву, всплывает покойный президент Чечни, незнаменитый летчик Джохар Дудаев. Он сидит под портретом шейха Мансура - шейх в расшитой газырями бурке и неестественно красивых сапогах. Только Джохар Мусаевич не в чалме, а в летной фуражке. "Будет война," - тихо говорит он, трогает ладонью стол, встает, пружинисто отходит в дальний угол кабинета, гимнастически четко падает вперед лицом и семь раз быстро отжимается "на кулачках". Потом так же резко встает, смотрит на большой круглый герб на стене - черный волк с пустыми глазами лежит на зеленом полумесяце под зелеными звездами - потом смотрит на моего попутчика, фотографа по имени Макс. Тот улыбается Дудаеву. Дудаев улыбается в ответ, возвращается за свой стол, неторопливо садится и говорит, теперь уже совсем тихо:"Будет война...".