Так и подмывало треснуть гитару, лежащую на заднем сиденье, об асфальт, но, открыв дверцу и оказавшись за рулем, я разрядил часть обиды в машину. Взревев как от боли, она вылетела со двора задним ходом и, развернувшись, помчалась по опустевшим улицам Москвы, пугая редких прохожих.
Алик не спал - в кабинете горел свет. Никакого желания беседовать с кем бы то ни было я в себе не ощущал, поэтому сразу же прошел в спальню и, не раздеваясь, ничком плюхнулся на тахту.
Подслеповатого старичка-музыканта напоминал я себе сейчас. Почему подслеповатого? Да потому, что не видел того, что каждому бросалось в глаза с первого взгляда, - любимый и бережно хранимый годами инструмент оказался давно источенным в труху и готов был рассыпаться от любого, самого легкого прикосновения. Стоило только прикоснуться. Но я ведь годами довольствовался малым - бережным сдуванием пыли.. В память о былом...
Шаги за дверью отвлекли меня от самокритичных сравнений; Алик заглянул в спальню.
- Не спишь?
- Нет.
- Ты извини, конечно, - он сделал над собой ощутимое усилие, - но тебе все же надо съездить домой... хоть на два-три дня... Неудобно... Могилу надо привести в порядок... И дом заброшенный стоит... Без тебя невозможно. Ты только скажи что и как сделать, а мы доведем до конца...
Я закрыл глаза. Что-то надо было ему ответить, что-то конкретное. Но что?
- Ты прав, Алик... Я очень виноват... перед всеми... - Ничего конкретного не придумалось. Голос мой испугал Алика.
- Ты не волнуйся. Мы ходим на кладбище. Там все в порядке. И когда она жива была, ребята к ней заходили.
- Спасибо. Я постараюсь поехать, Алик... Сделаю все, что в моих силах. - Я опять закрыл глаза.
Он вышел из спальни, тихонько прикрыл за собой дверь, а я окончательно понял, что все в моей жизни уже давно предопределено, каждый шаг, каждое слово являются следствием однажды принятого неверного решения... Но структура (по выражению одного физика, приятеля Олега Владимирского) того печального момента, с которого все началось, была такова, что поступить как-то иначе было невозможно, - другого повода оставаться в Москве не было, а уехать я не мог. Из-за Нины. Только ложь могла тогда помочь...
Стоило скрыть от матери свою неудачу на вступительных экзаменах в университете, как постепенно, понемногу я полностью утратил способность управлять своей жизнью. Одна ложь вынужденно влекла за собой другую. Если ты поступил в университет, то, естественно, должен переходить с курса на курс, сдавать экзамены, ездить на практику и в конце концов получить диплом. Изменить что-либо было невозможяо: история оказалась мучительно затяжной...
А тогда я надеялся, что уже через год смогу рассказать матери правду. Сдам вторично вступительные экзамены, поступлю в университет и уже студентом какая, в общем-то, разница, первого или второго курса? - приеду домой вместе с Ниной, познакомлю ее с матерью и объясню причину своей лжи. Я был уверен, что мать, увидев Нину, поймет меня и простит. Но, увы, весной Нина, которая, как и я, искренне верила в то, что у нас любовь на всю жизнь, познакомилась с пятикурсником Олегом Владимирским, капитаном сборной университета по баскетболу (она пыталась научиться играть), и дальше события развернулить так, что к началу вступительных экзаменов у меня пропало всякое желание учиться в университете, да и возможности не было - и в голову ничего не лезло, и работу на фабрике я оставить не мог, надо же было на что-то жить.
Домой я почти перестал ездить; мать была убеждена, что я учусь, и с гордостью демонстрировала все мои письма, а встреч с друзьями я старался избегать.
На похоронах матери стало ясно, что, хоть друзья и осуждали мое поведение, для всего города я стал легендарной личностью, достигшей немыслимых высот. Считалось, не без моих стараний, конечно, что я работаю в закрытом научно-исследовательском центре и вот-вот должен защитить докторскую.
Заколотив окна и двери дома, я уехал в Москву сразу же после погребения, не оставшись даже на традиционные третий и седьмой день поминовения покойницы. Не приехал я и на сороковой день. Из-за денег, которых у меня не было, а по всеобщим предположениям должно быть полно...
И как это женщины умудряются копить деньги при самых скромных заработках? Слабая надежда взять в долг не покидала меня и когда я шел по плохо освещенному двору, и когда поднимался по крутой, узкой лестнице старого московского дома на второй этаж. Прислушавшись к странному шуму за дверью тихим сдавленным вскрикам, сердитому шепоту, скрипу половиц, - я назвался, не дожидаясь, пока спросят, чтобы погасить панику, вызванную моим звонком. Дверь тотчас открылась. Счастливая улыбка, которой меня встретили, относилась не только ко мне. Поздний звонок, слава богу, не принес неприятностей, тревога оказалась ложной - вот еще почему так сияла Таня, впуская меня в длинный, широкий и захламленный коридор.
Читать дальше