Фазиль Искандер - Морской скорпион

- Зачем же вы так потратились, - сказала жена летчика и улыбнулась геологу, - нам просто неловко.

- Ради бога, - сказал геолог и движением руки отвел разговоры на эту тему.

- Надо арбуз в воду положить, - предложил старик Сундарев.

- Знаю, - сказал Володя и, взяв арбуз, отправился к морю.

- Если потеряешь арбуз - не возвращайся, - шутливо пригрозил ему геолог.

- Не первый раз, - отвечал Володя и, войдя в море, втиснул арбуз в упруго сопротивляющуюся воду, и некоторое время видно было, как он нащупывает на дне камни, между которыми он закреплял арбуз.

К его возвращению жена его успела принести тарелки, помидоры и огурцы. Все это она сейчас разложила на полотенце, одновременно призывая не оставаться здесь, а войти в дом.

- Пограничники запрещают зажигать на берегу огонь, - сказала она, неприятности будут...

- Ничего не будет, не бойтесь, - сказал Володя, подходя к огню и кладя в него сучковатую, разлапую корягу, найденную на берегу, повернув ее так, чтобы удобней занялся огонь.

- Давайте выпьем за наших московских гостей, - сказал геолог, разливая в стаканы коньяк, - тем более что человек был в воде и замерз.

- А вынимать кто будет арбуз? - спросила жена Сергея.

Вопрос этот почему-то всем показался смешным, и все рассмеялись.

- К тому времени всем захочется в воду, - сказал Андрей Таркилов.

Хозяйка стала раскладывать перепелок по тарелкам, когда выяснилось, что одной тарелки не хватает, жена Сергея уговорила положить ей с мужем в одну тарелку. {297}

Сергею сейчас было хорошо. Он давно забыл про скорпиона и свою обиду. Ему было приятно, что она сейчас этим предложением напомнила о том, что они близки. И сам ее наивный вопрос об арбузе умилил его, потому что он в нем ощутил неосознанное чувство справедливости, то есть что Володю, который уже дважды был в воде, нельзя снова пускать за арбузом.

Все принялись за еще теплых перепелок, раздирая их руками, высасывая жир во время надкуса, с чмоканьем и хрустом переламывая их необыкновенно вкусные косточки. Сергею казалось, что он никогда ими не наестся, но, приступая ко второй, он почувствовал, что явно сбавляет темпы.

Какие нежные кости, подумал Сергей в это время, прислушиваясь к хрусту косточек во рту. И вдруг музыка каких-то строчек, связанных с тем, что он сейчас подумал, мелькнула у него в голове. Но каких, подумал он, никак не припоминая эти строчки и в то же время по тревожному чувству, охватившему его, понимая, что это важные для него строчки. Но разве могут быть важные для меня строчки, подумал он, связанные с поеданием перепелок или другой какой-нибудь дичи? Он ничего не мог припомнить, но чувствовал, что в голове застрял какой-то обрывок поэтической мелодии.

"Нет, - подумал он, - надо припомнить все, как было. Я приступил к третьей перепелке, отломил ей лапку, отправил в рот и... ну да! и подумал: какие нежные кости. Что же это означает? Нежные кости... Их нежные кости... Точно!

Их нежные кости всосала грязь..."

Теперь он ясно вспомнил. Это было знаменитое стихотворение о революционном терроре. В юности оно ему беспредельно нравилось своим непонятным (тогда казалось - понятным!) могучим пафосом готовности идти сквозь любую кровь и грязь во имя высокой революционной цели.

- Сергей Тимурович, вы меня слышите?! - услышал Сергей сквозь пелену раздумья и, вздрогнув, опомнился.

- Да!

- ...Скажите, чем объяснить, что среди кавказцев столько интересных мужчин? - спросила жена летчика и посмотрела на геолога.

- Не знаю, - ответил тот, ковыряясь в зубах спичкой, и, усмехнувшись, добавил: - Один наш старый писатель сказал, что это признак вырождения нации.

- Значит, нация, в которой мало красивых мужчин, {298} расцветает? спросила она, бросив иронический взгляд на мужа, хотя муж ее выглядел вполне прилично.

- Не знаю, - холодно ответил геолог, показывая, что не собирается никаким образом впутываться в ее отношения с мужем.

- А вы как историк что нам скажете? - обратилась она к Сергею.

Ничего не замечая вокруг, Сергей смотрел на огонь, думая о чем-то своем. Жена слегка толкнула его в бок, одновременно отвечая на улыбки компании улыбкой, призывающей к легкому снисхождению по отношению к странностям этого человека. Ведь вот она ничего, привыкла к этим странностям, живет.

- Сергей Тимурович, вы меня слышите? - услышал он вновь голос жены летчика.

- Откуда я знаю, - ответил Сергей, едва сдерживая вспышку бешенства. Как и все люди, склонные отдаваться работе воображения, он не любил, когда его возвращали к действительности.