Всеволод Иванов - Канцлер

- Осмелюсь спросить, ваша светлость, фамилию генерала,- осторожно поинтересовался Развозовский.

- Кляузовиц, граф.

Развозовский удовлетворённо кивнул:

- А-а... слышал. Благодарю.

Ахончев, записав текст депеши и откланявшись, ушёл, а Развозовский, вздыхая тяжело, посмотрел на Горчакова... Канцлер перехватил его взгляд:

- А ты что-то грустен, Юлиан Викторович? Опять проигрался?

- Хуже, хуже! Дочь моя уже пришла, ваша светлость?

- Нет еще,

- Стремлюсь увидеть дочь, но трепещу! Она, живя в Лондоне, превратилась как бы в мрамор. Обелиск, а не дочь! Через неё унижен, страдаю. Спасите!

- Что произошло?

- Горе произошло. Дней десять назад встретили вы меня на Фридрихштрассе. В тот час умер коннозаводчик Ахончев, и его жена известила меня, что я назначен по завещанию душеприказчиком.

- Не годны вы, граф, душеприказчиком. Ошибся покойный. Я скорбел и тогда и теперь скорблю.

- И правильно скорбели! Предвидели бездну, ваша светлость! Вы, помните, зашли со мной на квартиру покойного и даже взглянули на его бумаги, которые я увёз к себе.

- Увозить к себе бумаги я, помнится, вам не советовал, граф.

- И правильно! А я не послушался, увёз. Векселя, расписки, вексельную книгу, будь она проклята! Ведь вексельная-то книга исчезла, ваша светлость.

- Плохо.

- А того хуже, что в той вексельной книге отмечены мои векселя, под которые я брал деньги у покойного Ахончева.

Горчаков без всякого выражения полюбопытствовал:

- Векселя вами не оплачены?

- Наоборот, ваша светлость, оплачены.

- Всё равно мошенничество. Так? - Развозовский молчал.- Весьма сожалею, что полковник, командир Лубенского гусарского полка, пойман будет в мошенничестве. Да и где? В Берлине, у немцев. Позор, милостивый государь, позор.

- Ваша светлость, ни духом, ни глазом не виновен. Кроме того офицера Ахончева, что сюда с Балкан к графу Шувалову прикомандирован, приехал ещё наследник. Лютая личность! Делец, коммерсант. Поднимут скандал, пожалуются немцам, поволокут в немецкий суд... а у меня дочь пишет умные книги о славянах, ваше превосходительство, на всю Европу, у Гладстона и лорда Биконсфильда приглашена...

- Боже мой, да вы ещё вдобавок и пьяный?! В такую жару! Покиньте меня, сударь, покиньте.

- Ваша светлость, Александр Михайлович, спасите.

- Покиньте меня. Впрочем, обождите. Не ради вас, ради дочери буду снисходителен последний раз. Похлопочу. Поищем вексельную книгу, раз в ней есть отметки, что ваши векселя оплачены.

- Всеобщая благодарность, ваша светлость, всего света, всего мира и меня, спасён! - Развозовский уже хотел идти.

- Но граф, Юлиан Викторович, взамен хочу попросить у вас услуги.

- Немедленно осуществлю.

- Вы - охотник?

- Страстный, ваша светлость!

- Мне надобно ружьё.

- На зайца или на волка, ваша светлость?

- А разве не всё равно? - спросил Горчаков недоуменно.

- Ружья бывают особые на зайца и особые на волка.

- Мне, голубчик, надо нечто среднее, скажем... на шакала. И не перебивайте меня! Вы пойдёте во французское посольство и скажете военному атташе, господину Леруа, по возможности без свидетелей: "Князь Горчаков страстный охотник".

- Впервые слышу, ваша светлость.

- Но, говорите вы, в России плохие ружья...

- Верно!

- И в Берлине я не нашёл хороших...

- Разрешите рекомендовать мастера, ваша светлость?

Горчаков продолжал строго:

- Не нашёл. Вся надежда на Париж. Вы, милостивый государь, вхожи в салон Гамбетты...

- Гамбетта - могущественный ум, ваша светлость, и метит, и попадёт! В президенты. Но вам налгали. Он не охотник, я это знаю точно.

- Затем вы скажете господину Леруа. Запомните слова: "Гамбетта! Его выдвинул и возвысил дух патриотизма, который горячо сказался в нём в годину испытаний его отечества. На него пал завет великого прошлого Франции, и это сообщило ему необыкновенное обаяние. Он горячий глашатай государственного величия Франции!" Тут вы передохнёте, а затем пониженным тоном скажете: "Канцлер, князь Горчаков, просит достать ему самое лучшее ружьё Франции",

Развозовский растерян, вспотел, повторяет:

- Гамбетту возвысил... необыкновенное обаяние... Глашатай... Ваша светлость, не слишком ли много пафоса по поводу одного охотничьего ружья? Он шевелил губами, стараясь вспомнить слова Горчакова, идя между тем к выходу.

- Через гостиную, через гостиную, раз вы не желаете встретиться со своей дочерью. Идёмте, граф. Лаврентий! - Вошёл слуга.- Проводи графиню и госпожу Ахончеву в мой кабинет.