Иван Панаев: Она будет счастлива

Было уже около полугода, какъ онъ сошелся съ полковникомъ и сталъ посѣщать его домъ. Въ Зинаидѣ нравилисъ ему, какъ онъ признавался самъ: миловидное личико и манеры хорошаго тона. Но онъ готовъ былъ раздѣлять мнѣніе княгини М* и замѣчаніе графини Б*, что Зинаида слишкомъ натуральна, слишкомъ наивна и что эта наивность часто переходитъ въ простоту. Вотъ до чего Горинъ увлекался свѣтскостью! Онъ готовъ былъ соглашаться съ самымъ нелѣпымъ мнѣніемъ, лишь бы оно было произнесено словами аристократки.

Можетъ быть, все это покажется очень страннымъ нѣкоторымъ изъ моихъ читателей; но тотъ, кто живалъ въ Петербургѣ, видалъ и наблюдалъ общество, тотъ не станотъ сомнѣваться въ существованіи Гориныхъ.

Такія лица, къ сожалѣнію, не рѣдко встрѣчаются въ петербургскихъ гостиныхъ… И кто знаетъ, сколько блестящихъ надеждъ погубили эти гостиныя?..

Зннанда въ первое время знакомства съ Горинымъ причисляла его къ разряду этихъ существъ, которыя отличаютчія только важною дипломатическою осанкою въ двадцать лѣгь, желтыми лайковыми перчатками. богатыми тросточками въ рукахъ, круглыми бакенбардами и вычурными рѣчами; которыя стыдятся знакомствъ съ людьми не ихъ тона, хоть будь эти люди надѣлены всеобъемлющимъ умомъ Гёте; которыя, самодовольно прогуливаясь подъ руку съ какимъ-нибудь княземъ, краснѣютъ до ушей, если имъ попадется навстрѣчу и поклонится человѣкъ, не посѣщающій высшихъ обществъ…

Зинаида подмѣтила этихъ безхарактерныхъ, жалкихъ куколъ общества и, какъ женщина, проникнутая высокими, благородными чувствованіями, презирала ихъ. Она съ холодною вѣжливостью обращалась съ Горинымъ и избѣгала случаевъ сближаться съ нимъ. Зато полковникъ былъ отъ него безъ ума, возымѣлъ къ нему безпредѣльную довѣренность, ставилъ его въ образецъ всѣмъ молодымъ людямъ и разиня ротъ выслушивалъ каждое его слово. Скоро Горинъ сдѣлался необходимою вещью для полковника, какъ щегольскіе матовые эполеты для его мундира, какъ зыбкій, роскошный, бѣлый султанъ для его трехугольной шляпы.

Однажды, въ началѣ длиннаго декабрьскаго вечера, полковникъ привелъ Горина въ будуаръ жены своей. Она сидѣла на низенькомъ эластическомъ диванѣ, работы Гамбса, облокотясь одною рукою о столъ; между ея нѣжными бѣлыми пальчиками струились и ниспадали длинныя, томные локоны. На столѣ передъ диваномъ стоялъ небольшой броизовыйиподсвѣчникъ, и въ безпорядкѣ лежали гравюры къ изданію Байрона, снятыя съ прелестныхъ картинъ братьевъ Жоанно. Видно было, что Зинаида, только за минуту передъ тѣмъ, разсматривала эти гравюры и погасила свѣчу. Напротивъ дивана на мраморной доскѣ камина стояла алебастровая ваза съ томившимся свѣтомъ внутри.

Этотъ свѣтъ слабо, но привлекательно разливался по комнатѣ, будто поэтическій свѣтъ луны. Онъ тонко посеребрялъ тысячи изящныхъ бездѣлокъ и вмѣстѣ съ тѣмъ необходимыхъ принадлежностей будуара. Онъ бросалъ свои блѣдные лучи на очаровательное лицо Зинаиды.

Она обратилась къ вошедшему мужу и легкимъ наклоненіемъ головы отвѣчала на поклонъ Горина…

Полковникъ началъ разсказывать, чрозвычайно важнымъ тономъ, о какомъ-то пустомъ происшествіи, случившемся въ то время въ городѣ, и безпрестанно посматривалъ на своего пріятеля, будто желая получить отъ него одобреніе за искусство разсказа.

Зинаида старалась казаться вниательною, но мысли ея были далеко… И могли ли занимать эту женщину пошлые разсказы, анекдоты, дурно сплетенные отъ праздности, которые ежеминутно бѣгаютъ по городу, безпрестанно обновляются и служатъ пищею толпѣ?

Горинъ стоялъ, прислонясь къ доскѣ камина.

Утромъ этого дня онъ получилъ одно непріятное извѣстіе, которое было очень близко къ нему. Это извѣстіе заставило его притти въ себя, задуматься, даже вздохнуть о ничтожности своей жизни. Такъ справедливо то, что только въ горькія минуты человѣкъ вполнѣ сознаетъ самого себя, съ стѣсненнымъ сердцемъ развертываегь передъ собою свитокъ своего прошедшаго и дѣлается собственнымъ, иногда неумолимымъ судьею. Въ эти только минуты онъ возносится надъ вседневными мелочами, окружающими его, и чувствуетъ свое высокое назначеніе.

О, какъ великъ, какъ гордъ, какъ прекрасенъ человѣкь въ эти минуты! Будто орелъ, онъ величаво возносится духомъ, онъ смѣло говоритъ:

Смотрите на человѣка и любуйтесь имъ въ эти минуты… Онѣ мимолетны… Вдохновеніе вспыхиваетъ какъ молнія, исчезаетъ какъ падающая звѣзда…