Игорь Яркевич - Ум, секс, литература

Истории нет. История в минусе. Философия шла до определенного предела. Дальше этого предела она не идет. Хуй и пизда тоже доходят до определенного предела и тоже дальше не идут. Но эти пределы не пересекаются. А надо, Лена, очень надо, чтобы пересекались!

Окончательно нас помирил Феллини. Мы смотрели "Казанову" или "Амаркорд". Наверное, все-таки "Казанова". Феллини его снял в начале семидесятых. Он дошел до нас в начале восьмидесятых. Лучше поздно, чем никогда. Лучше никогда, чем, Лена, поздно. Между никогда и поздно разницы нет. Кризис девяностых и конца века во многом обусловлен тем, что поздно и никогда пошли рука об руку. Как две бляди-близняшки.

"Казанова" не шел официально. Мы видели его на закрытом просмотре. Или на видео; точно не помню. Русские люди обижались на советскую власть. Советская власть не давала официально смотреть "Казанову". Советская власть берегла русских людей. "Казанова" так же опускает в жопу времени, как и мексиканский телесериал. Советская власть берегла русских людей от тоски жизни. Советская власть берегла их от жопы времени. Но она не сберегла русских людей ни от "Казановы", ни от мексиканского телесериала. Перед жопой времени оказалась бессильной даже она.

Сейчас, Лена, в почти конце девяностых, Феллини смотреть так же интересно, как мексиканский телесериал. Феллини, Лена, то же самое. Басня с моралью. Только по-европейски. Феллини ближе к Крылову, чем ты, Лена, думаешь.

На Феллини Лена крепко взяла меня за хуй. Не так, как в цирке на слоне. Но уже почти так. Теперь можно сравнивать.

Феллини была близка эстетика цирка. Феллини плотно и успешно работал с этой эстетикой. Но в эстетике хуя и пизды больше ума и счастья, чем в эстетике цирка. И секса там, конечно, больше. Но и эстетика цирка - тоже, несмотря ни на что, эстетика очень интересная. Особенно когда рядом Лена.

На женщину давить не надо. Зачем на нее давить? Не надо на нее давить. Вообще не надо ни на кого давить, а на женщину - тем более! Из нее все и так выходит само. Из Лены капля за каплей выходил "Вишневый ад". В Лене становилось все меньше и меньше вишен. Иногда она начинала говорить о Пастернаке, о советской власти, о театре, о том, что, живи Чехов сегодня, он бы написал не "Вишневый сад", а "Вишневый ад" или даже "Вишневый зад", но тут же сама себя обрывала. Менструация Лены наверняка пахла вишней.

Лена, жизнь - она как женщина. У нее тоже бывают менструации. Чем ближе конец века, тем сильнее менструация. Уже, кроме менструации, и нет ничего. Жизнь, Лена, в конце века менструирует вишневыми косточками. Жизнь съела вишни. Вишни теперь хуй их знает где. Кризис девяностых, Лена! Конец века, Лена!

Лена теряла интерес к людям искусства. Лена теряла интерес к вообще людям и к вообще искусству. К людям искусства я тоже потерял интерес: такие же люди, как и все остальные люди, только Чехова в них слишком много. Но к людям и к искусству - еще нет. Молодой бескомпромиссный духовный хуй не сразу может расстаться с мифами молодой бескомпромиссной духовности. С искусством и с человеком он расстается постепенно.

Сейчас, Лена, из почти конца девяностых, видно: интерес к людям и к искусству до добра не доводит. Но тогда, Лена, это еще не было так отчетливо видно.

Хорошее кино надоело. Хорошее кино раздражает иллюзией ума и секса. Лена специально повела меня смотреть самое плохое кино в мире - индийское.

Хуже кино, чем индийское, не бывает. Эстеты любят плохое кино. Но даже эстеты не любят индийского кино. Индийское кино - тяжелое испытание даже для эстетов! На индийском кино можно готовить космонавтов к полетам, мясников к бойням, а русских писателей - к русской литературе.

Сейчас, в конце века, нет разницы между индийским кино и Феллини. И в том, и в другом одинаковое количество ума и секса. И то, и другое вышло из "Вишневого сада". И то, и другое не спасает русских людей от жопы времени. В индийском кино меньше, чем у Феллини, эстетики цирка, но зато больше поют и танцуют. Хуево поют. Нудно. И танцуют хуево. Но у Феллини не поют и не танцуют даже так. И на индийском кино Лена, чтобы я не заснул, снова водила по моему хую вверх-вниз.

От плохого кино засыпаешь. От хорошего кино тоже засыпаешь. В конце века, Лена, еб твою мать, уже от всего засыпаешь!

Потом мы были в ресторане. В плохом ресторане. В России все рестораны плохие. В России нет хороших ресторанов. Везде дорого и невкусно. А когда дешево, тоже невкусно. И звучит блатная песня. Тогда она звучала редко. Она боялась советской власти. Сейчас она уже не боится никого.