На дух он меня не переносил, вот что, - и не собирался этого скрывать. Я все время чувствовала - и должна была чувствовать, Володя это так или иначе постоянно подчеркивал, - что он-то меня раскусил до конца и знает обо мне такое, о чем ребята, дураки, и помыслить не в состоянии, - такую степень моей хитрости и расчетливости, такое мое двоедушие!.. Я твердо понимала, и должна была понимать, что чем, условно говоря, лучше и непосредственнее себя веду, тем, значит более умело скрываю истинную свою жутковатую сущность. Чем лучше - тем, в володиных глазах - было хуже. Очень неуютно становилось, прямо скажу, когда я чувствовала на себе этот мгновенно ускользающий, что-то свое отметивший взгляд... В тот день, о котором я хочу рассказать, шли обычные дополнительные занятия. Вот те самые, по русскому языку: выпускным сочинениям в те годы придавалось значение решающее. И опять-таки все было как в родном доме: раз нужно, значит, делаешь, - благодарить тебя за это не собирался никто. На улице, между тем, торжествовала весна. Городская весна, то есть такая, которая тревожит особенно, - пронзительной неуместностью своей. Окна в классе были поэтому распахнуты, с улицы доносились гудки машин и множество самых разнообразных шумов. А у самого окна сидели Володя Ключарев и Юрка Иванов и непрерывно разговаривали. Я сделала им замечание раз, сделала другой. Потом сделала еще одно замечание, в третий раз, - я голоса своего не слышала из-за уличного шума и этого, вплетающегося в уличный шум, разговора. Мальчишки не унимались. Тогда я сказала то, что говорила, надо отдать мне должное, редко: - Ключарев, выйди из класса. Сказала и сказала: большое дело! Обычно ребята безропотно выходили, чтоб через несколько минут умильно попроситься обратно. Ни я, ни они не тратили при этом ни нервных клеток, ни, главное, времени. Я как-то вовсе забыла, что это Ключарев. Ключарев вытянул под партой длинные свои ноги и взглянул на меня с интересом - впервые с начала занятий. - Выйди из класса, - повторила я более настойчиво. Из всего курса институтской педагогики я, может, только то и помнила, что раз потребовав что-нибудь, надо начатое доводить до конца. - Выйди из класса. Никакой реакции. Веселый нагловатый взгляд исподлобья. Веселая готовность продолжить конфеденцию с товарищем, едва только я заткнусь и отстану. И тут я потеряла выдержку и сказала то, чего ни в коем случае не должна была говорить: - Выйди из класса, или это я уйду. Словно подарок сделала! Оживившееся лицо Володи выражало только одно: сделайте одолжение, даже интересно!.. Ребята вокруг настороженно замолчали. Проклиная сорвавшееся невзначай слово, я двинулась к двери. А что мне еще оставалось делать? В классе - ни звука, ни движения. Вышла, закрыла дверь за собой. Ни звука. Дошла до лестницы, все еще ожидая услышать за спиной чьи-нибудь торопливые шаги. Никого. Спустилась по лестнице, вышла на теплую, как остывающая духовка, Мархлевскую. Ни окликающего голоса, - а пора бы, - ни шагов за спиной. Минула проходной двор дома N° 13, ведущий прямо к троллейбусной остановке. Троллейбус подошел сразу же, - обычно его ждешь не дождешься. Теперь уже никого не будет. Села. Доехала до дома. Дура я. Нельзя было так поступать. Но ведь и иначе я тоже не могла поступить! Так уж вышло. Дома я сняла трубку и позвонила директору: - Николай Иванович, больше я в свой класс не вернусь. - То есть как - не вернешься? Что случилось? Рассказала, как могла. Николай Иванович почему-то все и сразу понял. Помолчал, что-то там, на том конце провода, решая. - Ну а ко мне ты завтра придти сможешь? Я, кажется, говорила, что кабинет директора был расположен у самых входных дверей. - К вам - могу. А зачем? - Очень тебя прошу, приходи. Ко второму, нет, лучше к третьему уроку. - Зачем, Николай Иванович? - Снова здорово. Приходи, я жду. Повесил трубку. Весь этот длинный день я доживала, как могла. Поверить было невозможно: родные мои ребята, дружбой которых я так гордилась, с которыми - столько пережито. Никого, ни звонка даже, - за весь этот день. Что-то я понимала, конечно: товарищеская этика, круговая порука. Но ведь это же все - не про нас! Не про них это. И не про меня. Круговая порука так ведь не против меня же!.. На следующий день к началу третьего урока я была в кабинете Николая Ивановича. Он едва ответил на мое приветствие, озабоченно вышел из кабинета: - Ты - подожди. Если б я могла предвидеть то, что случилось дальше! Видит бог, все было бы иначе, - и в класс бы вернулась тихонько, и директор бы ничего не узнал.
Читать дальше