- Сядем, Наташа...
Девушка поежилась.
- С ума сошел! Там же снег.
- Не бойся, Наташенька. Я распахну полушубок, ты сядешь на него, и будет тепло.
- Что-нибудь очень важное?
- Очень...
- Лучше пойдем домой, Боря. Поздно... Ночь уже.
- И хорошо, что ночь. Днем этого не скажешь.
Девушка состроила гримаску.
- Господи, чего ты хочешь? Посмотри, какая на небе луна...
- Сядем, обьясню. Ты ничего не понимаешь.
Борис волновался. Стучало сердце. Волнение передалось и Наташе.
- Ты какой-то странный сегодня, Борис.
Борис сел на скамейку и распахнул полушубок.
- Ну, Наташа, я жду! - он тряхнул правой полой.
Девушка, потупясь, разгребала снег носком ботинка.
В палисаднике было светло, как днем. Кругом ни души. Снег на деревьях отливал голубоватым блеском.
- Если не сядешь, я обижусь... - голос Бориса, дрогнул.
Наташа медленно подошла. Послышался далекий бой кремлевских курантов. Мелодичный звон, казалось, шел откуда-то сверху, из самой глубины неба, и разливался по всему городу...
- Одиннадцать... - сосчитала девушка.
Пола полушубка приятно грела бок. Наташа совсем не чувствовала холода. Голова ее лежала на плече Бориса, сумочка валялась под скамейкой. Губы девушки машинально повторяли:
- Боря, Боречка, вставай, пойдем...
Они поднялись и медленно дошли до подъезда, освещенного яркой лампочкой. Наташа вынула из сумочки небольшое зеркальце и заглянула в него. Левая щека была бурачного цвета.
Девушка растеряно заморгала глазами.
- Как я пойду домой в таком виде?
- А что случилось?
- Не видишь разве?
- А ну-ка...
Борис схватил девушку за плечи. Наташа почти не сопротивлялась, только на этот раз подставила юноше, правую щеку.
ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ
Вот уже три года в доме с красной черепичной крышей не слышно тары Адиля. Три года никто не сидит в тени под виноградовым навесом, не читает книг. В жизни обитателей дома не произошло никаких перемен. Только Лалочка опять перестала здесь показываться. Девушка поняла, что напрасно тратит время и решила вторично объявить бойкот. Больше того, желая позлить Дилефруз, она пустила слух, будто сосватана за молодого парня, еще более умного и красивого, чем Адиль. Дилефруз не поверила, но пойти к ней лично, узнать не осмелилась - стеснялась матери девушки.
Несмотря на настоятельные требования жены, Рахман, встречаясь с сыном в Москве, не решался даже заикнуться о Лалочке. Именно поэтому Лалочка и ее мать - Бановша-ханум, обиделись на обитателей дома с красной черепичной крышей. "Пусть они нас умоляют! - заявила гордая мамаша. - Если ты еще хоть раз пойдешь к ним, скажу дяде, он тебе ноги переломает..."
Дилефруз еще больше забрала бразды правления в свои руки. Коммерческая деятельность Рахмана полностью перешла под ее контроль. Женщина сама оценивала вещи, сама принимала покупателей, сама с ними торговалась.
Прежде она, боясь Адиля, все, преднавначенное для продажи, прятала в подвале. Теперь это была опытная спекулянтка. Она понимала: если нагрянут с обыском, то найденное в подвале будет красноречивым доказательством их спекулятивной деятельности. Поэтому крупные вещи размещались по комнатам: электросамовар на подоконнике, радиоприемник - на письменном столе, чайный сервиз - в буфете, отрезы - в шкафу.
Но вещички, о которых можно сказать: "Мал золотник, да дорог", по-прежнему хранились в тайнике под домом.
Весь день звонок на воротах не знал покоя. Приходили клиенты, справлялись о заказах. Одних Дилефруз встречала приветливой улыбкой, приглашала в дом, другие уходили ни с чем.
- Дилефруз-баджи, я заказал Рахману золотые часы для жены. Привез?
- Привез, братец, проходи...
- Дилефруз, милая, ну, как моя сумочка?
- Не нашел какую ты просила. В следующий раз.
- Эй баджи, муж дома?
- Что вам? Говорите мне.
- Я просил у Рахмана драп на пальто...
- Есть только черный...
Дилефруз души не чаяла в своей новой профессии, которая приносила тысячные барыши. Все у нее выходило легко, ладно, словно она занималась этим делом с пеленок.
Что касается Рахмана, он жил в постоянном страхе: "А вдруг придут с обыском? Что тогда будет? Пропади все пропадом! Ведь шила в мешке не утаишь... Мало ли среди соседей завистников, недобрых людей? Эй, проводник, скажут, откуда у тебя столько добра? Кто поверит, если я начну рассказывать, что все это отцово наследство. Дилефруз все нипочем. От первого встречного принимает заказы. Эх, разве так можно дальше? Кусок в горло не лезет..."
Читать дальше