Лидия Чарская - Сибирочка

Князь дал мальчику выплакаться, потом положил ему руку на голову и заставил его открыть залитое слезами лицо.

— Слушай, мальчик, твоя вина велика, но ты можешь искупить ее одним чистосердечным признанием, — произнес князь серьезным, строгим голосом, — ты должен честно и прямо ответить мне на один вопрос: почему твоя мать и ты так испугались появления Сибирочки в Петербурге и почему вы хотели во что бы то ни стало отделаться от нее?

Его глаза впились в самую глубину глаз Никса острым, пронизывающим взглядом.

Смертельная бледность покрыла лицо последнего. И с новым неистовым плачем Никс упал к ногам князя.

— Я все расскажу! Все-все, только спасите мою мать! Не позволяйте сажать ее в тюрьму. Она не виновата… Я знаю, она сделала все ради нас, детей… Мы очень нуждались тогда… очень нуждались, князь! О, простите и спасите ее! — прорыдал он, целуя руки Гордова.

И тут же, у ног князя, глядя в его страдальческое лицо, ставшее теперь мертвенно-бледным, Никс рассказал подробно, как его мать, оставшись нищей, из любви к своим несчастным детям решилась передать князю свою дочь, выдавая ее за маленькую княжну.

Мальчик кончил свою исповедь и с опущенной головой ждал приговора. Его собеседник молчал. По его лицу текли слезы. Князь угадал заранее все то, о чем говорил ему теперь мальчик, угадал еще там, в цирке, но хотел теперь иметь подтверждение своей догадки.

Никс давно кончил свою исповедь, а князь все молчал и молчал, и только крупные слезы текли по его печальному лицу. Наконец он сделал невероятное усилие над собою и дрожащим голосом произнес:

— Успокойся!.. Я сделаю все, чтобы избавить твою мать от заслуженных ею неприятностей, и сегодня же буду просить кого следует избавить ее от наказания, от тюрьмы.

И, махнув рукой, не слушая горячих излияний благодарности со стороны Никса, князь поспешно вышел из гостиной.

Прошло несколько дней. Было ясное весеннее утро. В той же большой и просторной детской зале, где несколько недель тому назад маленькая княжна, хозяйка этой залы, угощала свою подругу, Аля, Андрюша и Сибирочка, совсем уже оправившаяся от пережитых потрясений, играли в мяч. Дети так увлеклись своим занятием, что не заметили, как вошел князь и остановился, любуясь прелестной картиной. Чернокудрый красавец мальчик и две беленькие и воздушные, как сильфиды, девочки кружились и прыгали, догоняя мяч.

Сибирочка была сегодня особенно оживлена. Ее прелестное личико разгорелось, щечки покрылись румянцем, синие глаза блестели, как звезды.

Князь с неизъяснимой нежностью и тихой грустью смотрел на нее, удивляясь, как он мог не признать столько времени своего родного ребенка, между тем как теперь он узнал бы его из тысячи других, ему подобных. Князь забыл одно: он оставил свою девочку в лесу, когда ей было только девять месяцев от роду, а в этом нежном возрасте все маленькие дети почти всегда бывают похожи друг на друга.

Взволнованный и потрясенный, он думал в эту минуту: «Дитя окрепло настолько, что может узнать истину! Сегодня я могу сказать ей все…»

И тут же он ласковым голосом позвал девочку:

— Сибирочка, подойди ко мне…

Девочка бросила игру и подбежала к князю. Она уже успела привыкнуть к нему и полюбить в короткое время этого доброго, ласкового человека. За ней подбежала и княжна Аля, подошел и Андрюша.

— Довольно, дети, играть сегодня. Я пришел к вам, чтобы рассказать одну небольшую быль, которая захватила меня сегодня всего. Надеюсь, вы охотно выслушаете ее, — далеко не спокойным голосом произнес князь.

— Рассказывай, рассказывай, папа! Я так люблю тебя слушать! — прыгая, кричала княжна Аля. — Как это интересно, должно быть! Ты говоришь, это быль? Значит, то, что ты собираешься рассказать, правда? — суетилась она, усаживая в кресло отца.

— Да, это случилось со мною, когда я был молод, — произнес князь и сел.

Княжна поместилась на скамеечке у его ног. Андрюша и Сибирочка присели несколько поодаль на стульях.

— Это было давно, девять лет тому назад, — начал князь, и голос его дрогнул при этом. — Однажды по большому сибирскому лесу ехали сани, запряженные парой лошадей. Была ночь и стужа, бушевала метель. Путников было трое в возке: отец, малютка дочь и ее кормилица-няня. Мать девочки умерла лишь два месяца тому назад, и ее овдовевший муж ехал со своей девятимесячной дочуркой в имение друга, находившееся в глуши Сибири, чтобы развеять хоть немного свою тоску после смерти любимой жены.