Максуд Ибрагимбеков - Концерт для баритона с оркестром

- Вы только поймите меня правильно... - и замолчал. У него брови поднялись, он приготовился слушать, но продолжения не дождался.

-- Ну-ну, - сказал он. - Ты не беспокойся, я постараюсь тебя правильно понять. Что-нибудь случилось?

- В том-то и дело, что со вчерашнего дня ничего не случилось. Только мне будет очень неприятно, если вы подумаете, что я какой-то наглый тип или неблагодарный... Вы из-за меня звонили, кого-то просили, я же понимаю...

- Это не имеет никакого значения. - Он сразу меня перебил. - Ты раздумал ехать. Почему?

- Я очень хочу поехать, - сказал я чистейшую правду. - Только не могу. Я много думал и понял, что до сентября я никуда уехать не сумею.

- То есть до конца гастролей? - усмехнулся Николай Федорович. Он посмотрел на меня, и я удивился, как быстро у него изменился взгляд. Только что был добрый и рассеянный, а тут стал твердым и настороженным. - Ребята, что ли, против твоей поездки ?

- Они, наоборот, все рады за меня!

- Чудак!-сказал он и засмеялся. - Я же с Давудом при тебе все выяснил, они на твоем отъезде ни копейки не потеряют.

-Дело не в деньгах, - сказал я. - Дело в том, что они мои старые знакомые, мы вместе работаем... В общем, они май друзья...

Я посмотрел на него и замолчал. Думаю про себя: "Неужели вы не понимаете, что ничего, кроме этого, я вам сказать не могу. Ведь недаром же у вас седая голова и блестящие теплые глаза? Неужели вы сами не поймете, что дело не в деньгах? Не буду же я рассказывать, что если я уеду и гастроли закроются, то все на этом кончится и ребята опять начнут чувствовать себя музыкантами второго сорта. Они не знают, что почувствуют это, а я знаю. Слава богу, опыт в этом смысле у меня богатейший. И еще я знаю, что никогда, если уеду, никогда у меня больше не будет такого настроения, как сегодня утром".

- Только ты напрасно думаешь, - сказал Николай Федорович, - что я в твоих ребятах не разобрался, они действительно хорошие музыканты. И вы правильно делаете, что держитесь друг за друга. - Он улыбнулся непонятно чему. - И еще я хотел тебе сказать, чтобы ты не пил ни водки, ни вина, ни пива. Особенно по утрам. Ты должен очень беречь голос. Это большое богатство. И мне нельзя, категорически нельзя! - Он остановил официантку, попросил принести бутылку шампанского. - Кроме сегодняшнего утра! Мы сейчас с тобой выпьем. За тебя и за твое будущее!

Мы еще долго сидели. В столовой уже ни одного человека, кроме нас, не оставалось, а мы сидели, и уходить не хотелось.

Я вошел в свой номер и сразу же остановился на пороге при виде перекошенной физиономии Адиля. Он сидел за столом, мрачно разглядывая неподвижную и, судя по его сосредоточенному виду, очень ценную точку пространства.

- Что-нибудь случилось, неврастеник? - спросил я, вложив в свой голос предельное количество ласки и дружеской теплоты.

Взгляд его задержался на мне лишь на одно мгновение, но и этого мига оказалось достаточным, чтобы насекомое почувствовало, что его разглядывают. Насекомому это не понравилось. Я прошел мимо него в спальню и начал раздеваться, одновременно с этим пытаясь доискаться причин плохого настроения друга и соратника.

- Может быть, украли саксофон? - громко спросил я у себя и сразу же ответил: - Да нет, вот он, развалился на моей выутюженной сорочке... Наверное, невоспитанный Сеймур попросил кое-кого при посторонних дамах сбегать за сигаретами. - Этого он не вынесет, или я не знаю Адиля. Так и оказалось.

- Где ты шатаешься, черт тебя побери?! -сказал он, входя в спальню. - Он уже улегся! Всю жизнь ты был эгоистом!

Я не успел узнать у Адиля, почему я эгоист, - пришли Давуд Балаевич и Сеймур. Давуд Балаевич, в отличие от своего ехидно улыбающегося спутника, был чем-то чрезвычайно взволнован.

- Лежи, лежи, - приветливо сказал Сеймур, хотя я и не собирался вставать. - Мы на минутку, поглядеть на тебя! Уходим, извини за беспокойство! - Он замолчал, но яд продолжал капать с его языка и к концу их визита образовал на паркете небольшую лужицу.

Давуд Балаевич обращался ко мне на "вы" и разговаривал изысканно вежливо. О" сказал, что всегда испытывал большое уважение к правам взрослого человека и никогда на них не посягал, но в коллективе должны существовать элементарные правила дисциплины и этики, да, да, этики, и пренебрегать ими никому не позволено. Если человек уходит куда-то на всю ночь, это его дело, но предупредить об этом он обязан.

- Никуда я на всю ночь не уходил! - давать объяснения из постели оказалось делом непривычным и трудным, но я, по-моему, с этим справился вполне сносно. Вот этот человек,- сказал я, пальцем показав на Адиля, - ввел вас в заблуждение. Я проснулся рано и вышел погулять. Все переглянулись и с осуждением посмотрели на потупившегося Адиля.