Максуд Ибрагимбеков - Концерт для баритона с оркестром

Сеймур оглядел зал с озабоченным видом и сказал, что в этом небольшом помещении с неизвестными акустическими качествами нам придется сегодня обойтись без усилителя, а что из этого получится, он предсказать не берется, по причине того, что мы все давно отвыкли от выступлений без микрофона. Инструменты давно уже были установлены на небольшой сцене под деревянной лестницей, ведущей на антресоли.

Валера сказал, что все обитатели дома обедают и появятся через минут тридцать. Сеймур сразу же завелся на тему пренебрежительного отношения к безропотным артистам и вообще о повсеместном презрении к беззащитным служителям музы, которых, конечно же, никому не придет в голову пригласить за хозяйский стол.

Сцена "Пролога" была прервана появлением Давуда Балаеви-ча, который объявил нам, что, зная наше мнение на этот счет, отклонил приглашение дирекции пообедать по причине предстоящего выступления. Это было правдой, никому из нас не пришло бы в голову что-то съесть, зная, что через полчаса предстоит выйти на сцену. Он начал нам рассказывать о зале, в котором мы находились, оказывается, здесь произошло за последние двести лет несколько исторических встреч на самом высоком уровне, на которых решались судьбы всего мира. Рассказывал он рассеянно, все время поглядывая в сторону выхода, и вдруг, прервавшись на полуслове, вышел из зала.

Так нам и не удалось из-за каких-то таинственных причин, видимо представляющих большой интерес для одного из наших современников, узнать о содержании и подробностях бесед великих деятелей прошлого.

Давуд Балаевич вернулся преображенным через пять минут. Он был возбужден и нервно потирал руки, это всегда являлось безошибочным признаком, что его настроение под влиянием только что испытанных эмоций положительного свойства подбирается к сияющим вершинам душевного равновесия и радости.

- Ребята, - сказал Давуд Балаевич. - Он пришел! - Он посмотрел на наши лица и с огорчением увидел "а них, вернее, не увидел, отклика соответствующего его ожиданию. - Я же вам говорил, - сказал он. - Это Николай Федорович, мой институтский друг. Очень влиятельный человек. Влиятельный и доброжелательный. От него зависит очень многое.

- Мы уже слышали о том, что он влиятельный, - сказал, улыбаясь, Сеймур.

- Вы напрасно улыбаетесь, маэстро, - холодно и высокомерно сказал Давуд Балаевич, - и напрасно думаете то, что думаете. Ни один человек не может сказать обо мне, что хоть когда-то замечал за мной склонность--к угодничеству и подхалимству. Да, да! Вы это подумали. Говоря о своем друге Николае Федоровиче, я главным образом имею в виду, что, будучи влиятельным человеком, то есть занимающим один из главных официальных постов в нашем искусстве, он вместе с тем является тонким ценителем музыки и разбирается в ней на самом высоком профессиональном уровне, что по нашим временам является чрезвычайно редким явлением. И я хочу сказать, что если сегодня он по достоинству оценит наш коллектив, а достоинства эти достаточно высоки." то в вашей судьбе могут произойти серьезные изменения.

- Например? - неприметно улыбнувшись, но с самым заинтересованным видом спросил Сеймур.

- Например, для начала выступления в одном из концертных залов Москвы или по Центральному телевидению... - он победоносно оглядел наши лица и на этот раз увидел на всех без исключения надежду и ожидание. - Не скрою, я сомневался, я боялся, что он не придет. Но это случилось, а остальное теперь в ваших руках. Все.

Я понял, что на ребят его слова произвели впечатление, даже на Сеймура. Это сразу почувствовалось по их игре. Они вообще на этих гастролях играли в полную силу, без малейшей халтуры, а сегодня я почувствовал, с самого начала услышал, что они играют на полном пределе. Сеймур уже в первых двух вещах почти всем ребятам дал возможность показать, на что они способны. Из небольшой комнатки, где я сидел, зала видно не было, но по тому, как прореагировали на соло Адиля и Бориса, я понял, 'что собрались там люди понимающие. Хотя Сеймур еще утром утверждал, что выступать перед писателями, композиторами, и актерами - дело неблагодарное и трудное.

Наступила и моя очередь. Зал был переполнен, первые ряды слушателей расположились в двух метрах от нашей площадки, а последний заканчивался креслами, поставленными в проеме раскрытых дверей.

Пока Сеймур затейливо плел вязь вступления "Верности", я успел рассмотреть почти весь зал. Я ожидал, что Давуд Балаевич сидит рядом со своим приятелем и благодаря этому мне наконец удастся его увидеть, но его в зале не было. Вместо него я увидел Марьям. Она сидела во втором ряду.