Инна Кинзбурская - Дорога на высоту

-- Утром, перед тем, как идти на переговоры, наложите тфиллин.

Но начальство себя не утруждало, ему было не до шуток.

За день до отъезда представители израильской фирмы вернулись вечером в гостиницу совсем унылые. Что делать?

-- Я же говорил, -- вновь сказал сын Н.Н., -- надо наложить тфиллин. Это же несложно, попробуйте, что вам стоит.

Утром на переговоры отправилась вся делегация, в том числе сам пророк, но каждый прочитал молитву и выполнил все, что требовалось по ритуалу утреннего религиозного обряда.

Никто не поверил бы, что такое может быть, если бы не произошло на самом деле. На этот раз руководителем группы американской фирмы почему-то был другой человек, и все выглядело невероятно и закончилось фантастически. Американцы взяли на себя заботу о проекте и подписали договор на кругленькую сумму.

Потом руководители фирмы и члены американской группы, что вели переговоры, никак не могли понять, как такое могло случиться. Назавтра все словно очнулись от гипнотического сна, но дело было уже сделано, американскую сторону уже заглотнули. Оставалось платить деньги и выполнять взятые обязательства. Единственное, на чем отыгрались в фирме, -- уволили с работы того, кто в тот день возглавлял группу.

-- Это была награда вам за хорошее поведение? -- спросила я.

-- Называйте как хотите, -- вмешался Н.Н. -- Это было.

-- Я могу рассказать еще много подобных историй, которые ничем иным, кроме помощи Бога, объяснить невозможно, -- сказал хозяин дома.

Разговор за столом шел в основном на тему "верю -- не верю", но мы с мужем не спорили, мы слушали, мы уже знали, что спорить сейчас и об этом -- дело совсем бесполезное. Но потом речь зашла об алие, а она не могла не зайти, нас, естественно, спросили о том, как мы живем, и мы рассказали, как живем -мы. Возможно, хозяин дома, как и его родители, чувствовал некоторое неудобство оттого, что он получает высший в Израиле оклад инженера (хотя, конечно, заслуженно: он инженер классный), а мы -- только пособие на бедность.

Но может, он ничего этого не чувствовал, просто говорил, потому что говорить любит, а слушать -- нет.

А может, я все это сочиняю, просто он был гостеприимным хозяином и старался нас хорошо принять и ободрить.

-- Вы говорите, вам плохо, -- хотя, видит Бог, мы этого не говорили, но мы были представители алии девяностых годов и, по его опыту, не могли не жаловаться. -- Нам тоже было трудно, и у вас все образуется.

Не знаю почему, но память вдруг подбросила мне нашего друга, врача, который привез с собой оригинальные свои приборы, но не работает, никому здесь его метод оказался не нужен. А ведь специалист -- классный.

-- Слушай, -- спросила я у Н.Н., -- ты помнишь?.. я назвала имя и фамилию. -Вы ровесники, он говорит, что вы учились в одной школе.

Что-то промелькнуло в глазах Н.Н., может, он вспомнил, а может, пытался вспомнить.

-- А что он? -- вместо ответа тоже спросил Н.Н. Поистине еврейская традиция -- вопросом на вопрос.

Я рассказала -- что он.

-- Нет, -- сказал Н.Н., -- не помню. Может, он что-то путает, школа была так давно.

-- Вряд ли. Когда я назвала тебя, он сразу вспомнил и сказал: "Такой был полный румяный мальчик, мы вместе заседали в комитете комсомола".

На это никто за столом не отреагировал, будто слова эти пролетели мимо всех ушей, только А. усмехнулась, а вот мое возмущение ситуацией, в которой оказался наш общий земляк, Н.Н. охладил короткой фразой:

-- Ты же понимаешь, что никто не подвинется.

Он уже не интересовался бывшим своим однокашником, хотя, может быть и вправду, тот что-то перепутал.

Н.Н. поднялся, взял какой-то журнал, полистал его, нашел то, что искал, и стоя стал читать. Автор статьи рассказывал, как он переживал трудности абсорбции, искал работу, и как со временем у него все устроилось. Статья была построена как обращение к нашей алие.

Через трудности проходили все, писал умудренный опытом автор, мы прошли, у вас со временем тоже все будет хорошо, потерпите. Надо иметь терпение.

Боже мой, мы этими проповедями уже сыты по горло. А вместе с проповедями глотаем и глотаем свое эмигрантское несъедобное варево. Я думаю, оно несколько отличается от того, что ели вы.

-- Это, конечно, ты написал? -- спросил муж.

-- Конечно, я, -- подтвердил Н.Н.

-- Понятно.

И об этом, я понимала, спорить бесполезно. Но то, что я прочла сегодня утром в другой статье Н.Н., сидело во мне, как заноза, а тут еще -- "не подвинется", а тут еще -- "потерпите", я не выдержала и спросила:

-- Скажите, пожалуйста, как это понимать: если государство допускает, что учитель математики моет полы у какой-нибудь хозяйки магазинчика, а конструктор подметает на улицах окурки, а скрипач развлекает публику в подземных переходах, и ему бросают в футляр монеты, а он надевает темные очки, чтобы не было так стыдно, если все это государство допускает, значит ему нужно это, значит это в интересах государства, или в интересах тех, кто сегодня изрекает от имени государства?