В Климов - Я уже большая

Толпа замерла. Все уставились на высокого рослого мужчину в синей косоворотке, суконных черных брюках и яловых сапогах.

Первым опомнился Гавра.

- Да это же Серга-каторжник! - крикнул он. - Защитник нашелся! - И он с такой силой двинул Микиту кулачищем в бок, что тот кубарем покатился с крутого берега.

Серга спрыгнул следом за Микитой и, зачерпнув пригоршней воды из реки, обмыл кровь с лица старика.

- Бей его, каторжника! - завопил Амон и первым кинул вниз увесистый камень. - Бей!

Град камней полетел с крутого берега вниз.

- Скорее! На тот берег! - приказал Серга и подтолкнул Микиту в воду. - Опомнитесь, мужики! - обратился он к толпе.

В это время камень, пущенный меткой рукой, угодил Серге в голову. Он зашатался, как пьяный.

- Хватай его, вяжи руки! - кричал Амон.

Несколько мужиков, спрыгнув с обрыва, накинулись на Сергу, повалили на землю и связали ему руки гарусным кушаком.

Амон, утирая пот с лица подолом рубахи, ехидно посмеивался:

- Попался! Небось с каторги сбежал!

- От нас не сбежит! - Гавра с довольным видом теребил свою жидкую бороденку. - Сейчас сдадим старшине, он его, смутьяна, в уезд отправит. А уж там с ним, по военному времени, возжаться не будут.

- Зачем нам Мокея Иваныча в праздник беспокоить? - возразил Амон. - Я его покуда у себя в амбаре запру. Ведите его, мужики, ко мне во двор.

Сергу поставили на ноги и, подталкивая в спину, повели к дому Амона.

Овдя пошла следом. Заметив ее, Серга улыбнулся разбитыми губами, сказал бодро:

- Не горюй, Овдюшка! Кончается власть Амона и Гавры, вот они и лютуют. Не горюй, скоро взойдет наше солнце!

Гавра злобно ткнул Сергу в спину кнутовищем:

- Ну ты, каторжный, не агитируй тут! Иди быстрее!

Но Серга шел серединой улицы, не прибавляя шага, гордо вскинув голову.

Тут Овдя вспомнила о Миките. Что-то не видно его на том берегу, уж не утонул ли старик, перебираясь через реку?

Овдя обшарила глазами заречную сторону и на полевой дороге увидела одинокую сгорбленную фигуру Микиты. Он еле-еле передвигал ноги, но все же шел и шел - подальше от людей, которые так несправедливо и жестоко обошлись с ним. Вдруг он упал. Овдя подождала, не поднимется ли он, но старик лежал неподвижно.

Со всех ног бросилась Овдя домой.

- Мама! - закричала она с порога. - Сергу Амон к себе во двор повел, грозится в амбаре запереть.

- Какого еще Сергу? - не поняла мать.

- Ну, квартиранта нашего! Ссыльного! Забыла, что ли?

Мать всполошилась:

- Господи! Как забыть? Да откуда же он взялся? Сказывали, в Сибирь его угнали...

- Не знаю, откуда взялся, только он сейчас Микиту у Бачуковых отнял. Ох и били же его!

- Сергу?

- Да нет, Микиту. Все лицо в крови...

- За что же его?

- Будто украл сметану у Амона. Брехня это! Сойка сметану вылакала. Микита за рекой на дороге свалился. Сбегаю отнесу ему квасу.

- Вот горе-то, вот горе-то, - приговаривала мать. - Сходи отнеси, только чтобы никто не видел тебя. Возьми-ка пузыречек, тут травная настойка, первое средство от всего.

- Не бойся, мама, я хоботом*, по ивняку пройду, никто не заметит...

_______________

* Х о б о т - сухое русло, старица.

2

Микита лежал посреди дороги, распластавшись на животе. От мокрой одежды - залатанного шабура*, серых штанов и портянок поднимался легкий парок.

_______________

* Ш а б у р - кафтан.

По сторонам дороги стояла высокая рожь, опустив в скорбном молчании еще зеленые колосья.

Подойдя к старику, Овдя окликнула его, но тот не пошевелился. Вокруг него вились оводы, большие черные мухи облепили кровавую рану на затылке.

"Неужто помер?" - со страхом подумала Овдя. Ей захотелось убежать без оглядки, но она пересилила себя, наклонилась над стариком и тронула его за плечо:

- Дедушка Микита, а дедушка Микита!

Старик застонал, повернул голову и посмотрел на девочку тусклым, невидящим взглядом.

- Дедушка Микита, я тебе кваску холодного принесла. На-ко, испей!

Микита, кряхтя и охая, сел, провел рукой по глазам.

- Пей... - Овдя открыла туесок, подула на образовавшуюся сверху пену и поднесла туесок к губам старика.

Тот стал жадно пить - гульк-гульк-гульк. Опорожнил туесок до самого дна, на лбу его выступили крупные капли пота, потекли по щекам грязными струйками.

Овдя осторожно отерла лицо Микиты ладонью.

- Спасибо, - сиплым голосом проговорил он. - Ты чья ж такая будешь?

- Анны Опошиной дочка. Овдя.

- А-а, как же это я тебя сразу не признал? Ох-хо-хо, все тело ломит, затылок огнем горит.

- Там кожа содрана. Кровь течет.