Федор Кнорре - Одна жизнь

Одна рука у него тоже была забинтована и привязана, но другой, здоровой он с силой, ухватив громадной пятерней, сжимал костыль, вероятно отобранный у товарища.

Он бухнул еще раз в пол и, только увидев, что она прямо на него смотрит, удержал руку и, с трудом шевеля кругом забинтованным ртом, проговорил:

- "Для берегов..."

- Концерт окончен, товарищи, - непреклонно оповестил врач.

- "Для берегов...", - едва шевеля губами, с ненавистью повторил раненый. - "Для берегов..."!

Она не сразу поняла, что он просит. Осип Евсеевич загородил ее, подошел к раненому, наклонился и что-то стал ему говорить, но тот даже глазами не повел в его сторону, и как раз тут она все поняла и, обернувшись, махнула рукой Саше, чтоб он поскорей подошел поближе.

Он нехотя двинулся вперед, нерешительно глядя на врача.

"Разве я могу еще петь? - думала она. Сердце билось частыми и слабыми, иногда почти сливающимися вместе ударами. - Но ведь я уже давно, кажется, не могу, а все еще пою. И разве это подходящее для них? Разве это можно петь сейчас? Ну что ж, пускай!.."

"Для берегов отчизны дальной ты покидала край чужой; в час незабвенный, в час печальный я долго плакал пред тобой. Мои хладеющие руки тебя старались удержать; томленье страшное разлуки мой стон молил не прерывать. Но ты от горького лобзанья..."

Она допела, низко поклонилась в ту сторону, где полулежал забинтованный громадный человек, и, выпрямляясь, на мгновение опять увидела бинты его головы, замкнуто стиснутый рот, ожесточенно и бесстрашно блестящие глаза и большую, спокойную, недвижно лежащую на костыле руку...

Снова она в кабинете у главврача. Он церемонно пожал ей руку, сказал что-то "от имени всех благодарных слушателей!", кивнул своим большим носом, покраснел. И сейчас же строго сказал:

- Теперь вам нужно полежать!

Она безвольно согласилась и со вздохом откинулась на клеенчатую кушетку. Доктор сел рядом, не отпуская ее руку, и она поняла, что он слушает пульс.

- Кастровский уже успел вам наболтать!

Продолжая внимательно прислушиваться, как работает сердце, военврач рассеянно проговорил:

- Он вообще, кажется, любит медицинские темы.

- О том, что любишь, болтать не станешь... Это только в оперетках моряки все время поют куплеты о море, а врачи о клистирах.

Осип Евсеевич мягко отложил и выпустил ее руку.

- Не только в оперетках, - сказал он и, повысив голос, позвал: - Зоя!

Девушка в белой косынке появилась в дверях, и он что-то вполголоса коротко ей приказал.

- Позвольте мне, как врачу, сказать вам несколько слов.

- Не волноваться. Отдыхать. Дышать. Не петь. Принимать три раза в день... Правильно?

- В общем, да. И тогда все будет хорошо, только не очень скоро.

Девушка вошла в комнату и поднесла Истоминой на маленьком подносике, покрытом чистой салфеткой, стаканчик с делениями, на треть наполненный темной жидкостью. Она послушно поднесла стаканчик к губам и выпила, узнав запах знакомого лекарства.

- Больше медицина ничего не придумала?

- Медицина все-таки хитрая, - сказал Осип Евсеевич. - Она нет-нет да что-нибудь придумает. Я вам еще кое-что с собой дам, получше.

- Порошочки? - спросила она, улыбаясь.

- Таблеточки.

- Бедные вы люди, врачи, - сказала она. - Выбиваетесь из сил, чтобы спасти людей, которых калечит война. А причины этой болезни вы лечить не умеете... Прописали бы какое-нибудь лекарство против войны. Порошочки или таблетки.

- Опять думали, думали и опять недодумали, - сердито произнес в дверях густой женский голос, и в кабинет, оттолкнув дверь, стремительно вошла высокая женщина-врач в белом халате и шапочке. - Я сейчас обошла весь второй этаж, - конечно, там ни черта не было слышно... - Увидев Елену Федоровну, она замолчала, внимательно ее оглядела, потом как-то странно покачала головой не то укоризненно, не то с сожалением.

- Что еще опять недодумали? - недовольно спросил Осип Евсеевич. - Кто?

- Мы с вами. - Она еще раз вроде как бы с сожалением посмотрела на Елену Федоровну, покачивая головой.

Елене Федоровне стало наконец смешно. Она тоже смотрела, еле сдерживая улыбку.

- Непонятно! - сказала женщина. - Певицы обыкновенно бывают такие... с хорошо развитым бюстом, упитанные. А вы... в чем только голос держится. Худенькая да маленькая... Похожа я, по-вашему, на чувствительную даму?

Истомина посмотрела на ее симпатичное, скуластое, совсем мужское лицо с квадратным подбородком и мохнатыми бровями и сказала, что нет, не очень.

- Надеюсь. Меня раненые знаете как зовут? Петр Первый. Правильно, Осип Евсеевич?