Федор Кнорре - Родная кровь

- Спи, спи, - сказала тихонько женщина, но девочка приподнялась на локте и заморгала сильней.

- Вкушно пахнет, - почмокивая, пробормотала она. - Хлеб принешла? Шейчаш уже жавтра?

Федотов взял бутылку и поставил ее себе под ноги, под стол.

- Ну, чего ты смотришь, - строго сказал он женщине. - Дай же ей, видишь, проснулась!

Женщина разрезала пополам ломоть хлеба, положила и тщательно размазала сверху немного тушенки и отнесла девочке. Та сразу совсем очнулась, схватила хлеб обеими руками и приоткрыла узенькие спросонья, веселые серые глазки. Откусила, подставив снизу ладошку лодочкой, чтобы чего-нибудь не уронить, стала есть. Глаза у нее опять сейчас же почти закрылись.

- А мальчишкам? - спросила она и, не оглядываясь, толкнула локтем брата.

Маленький выполз из-за ее спины и с сонным любопытством снизу заглянул ей в рот. Старший тоже проснулся и смотрел, но не шевелился.

Федотов торопливо намял на два ломтя сверху тушенки и подал их матери. Та в двух руках осторожно отнесла к печке и раздала мальчикам.

- Спасибо, - стеснительно сказал старший и спрятался в темный угол.

Пока дети ели, женщина спокойно сказала солдату:

- Да ты выпей еще, ведь тебе хочется. - Но он даже не посмотрел в ее сторону, сидел, уставясь на огонь лампочки.

Дети наелись, повозились немного и, пошептавшись под одеялом, снова затихли и уснули.

- Ну что ты мне хотел говорить, чтоб я тебе не верила? - спросила женщина.

- Иди ложись, устала, наверное.

- Это как же: верить тебе или нет?

- Верить. А я еще посижу, покурю. - Он достал бутылку, вылил остаток в кружку, выпил и закусил кусочками хлеба, вминая их в соль, осыпавшуюся с куска сала.

Она ушла за занавеску. Еще слышно было, как она снимает курточку, как звякает о табуретку пряжка пояса. Потом только тихо шуршала, и несколько раз шевельнулась занавеска, отодвинутая локтем. Мягко захрустел сенник, женщина легла и сказала:

- Спокойной ночи.

Федотов курил, глядя на огонек, и все думал и вдруг рассмеялся почти беззвучно, с закрытым ртом.

- Что ты? - сейчас же чутко спросила женщина.

- Бурчит!.. - насмешливо сказал Федотов и опять рассмеялся про себя. Он слегка захмелел. - Не понимаешь? В пузенках ихних бурчит, поняла? Налопались и забурчали. Выдающийся я идиот своей жизни! Ну скажи, пожалуйста, куда это меня заносит? Я же в деревню шел. Я бы сейчас был бы давно уже пьян, пирогов бы паперся и спал на печи без задних мыслей. А заместо такого превосходного удовольствия я вот тут сижу и слушаю буркотню в пузах у твоих рыжих чертенят. Дурак я или нет?

- Дурак, конечно... А я рада даже, что поглядела, какой ты бываешь, когда выпьешь...

- А какой? Свинья не свинья, человек не человек, так что-то...

- Нет, ты как ребенок делаешься...

Девочка поднялась, сползла на животе задом с печки, подбежала к двери и затопталась на месте.

- Ой, темно там, боюсь...

- Сейчас встану, погоди!

- Беги, - сказал Федотов. - Я выйду, в дверях постою.

- Шкорей только, - сказала девочка. Она выбежала, а Федотов следом за ней вышел, захватив с собой пустую бутылку. Отойдя подальше, он зашвырнул ее в реку. Девочка вперед него вскочила обратно в избу, прошлепала босыми ногами по полу, нырнула за занавеску и залезла к матери под одеяло.

Федотов сел на лавку, стянул через голову гимнастерку, швырнул ее на табуретку и опять рассмеялся.

- Можно гасить электричество? - насмешливо пробормотал он чуть хмельным голосом. - Ну что ж, это все правильно, очень даже распрекрасно!

Женщина поправила одеяло, повыше укрыла девочку и бережно обняла ее тонкой, загорелой до локтя рукой.

Утром, сквозь сон, Федотов слышал гудение пылающего хвороста в печи и запах печеной картошки.

Ему припомнилось все вчерашнее, и все теперь показалось как-то неловко, предстало в другом, таком скучном свете, что даже глаз не хотелось открывать.

Кто-то, сдерживая дыхание, сопел над самым его лицом, потом маленький палец притронулся к его веку.

Девочка приоткрыла пальцем ему глаз и сказала:

- Не шпит!

Он увидел у самых своих глаз веснушчатый нос и внимательные серые глаза.

- Вштавай картошку ешть! - весело сказала девочка.

Федотов нехотя сел, протянул руку и не нашел гимнастерки и брюк на табуретке.

- Еще не прошохли... - объяснила девочка и показала на веревку, протянутую около печи, где висела его одежда, совсем мокрая.

- Это кто же это устроил? - с раздражением, чуть не с отчаянием закричал Федотов. - Что за глупости такие!

Девочка испугалась, торопливо стала объяснять: