Федор Кнорре - Весенняя путевка

Я свой момент выждала и говорю: послушай-ка ты теперь, что я скажу, любить себя я никого не заставляю нисколько. От твоей нелюбви крыша мне на голову не обвалится и, например, канализация тоже не засорится! Понял? А он ничего не понял, речь потерял, рот разинул и на меня выпучился.

А я ему и рта закрыть не дала. Ты, говорю, сукин сын, мне свою яркую картину нарисовал, теперь я тебе свою нарисую. Погляди, которая лучше! Ну и все ему разъяснила, что ему никакого ходу от меня нет и не будет.

- А он так и скиснул? - сочувственно вздохнула Тоня.

- Почему? Нет! Он определенное время не сдавался, нет, куда там! На стены кидался. Меня проклинал всякими словами, и на колени вставал, и кулаки кусал. Да ведь у меня на все это лекарство!

- А-а-а! - со стоном втягивая воздух, в ужасе всплеснула руками Тоня, догадываясь. - Ты заявление?..

- Точно. Да какое! Десять рублей одному из юридической консультации отдала, он мне подправил кое-чего. Мало на него, я и на нее написала.

- У-уй... - простонала Тоня, точно ее замутило.

Сафарова снисходительно хмыкнула.

- Да я ведь не подала, только так, вслух прочитала, а на стол не положила. Так хватило. Теперь у нас нормальная обстановка. Да было-то все не вчера, уж годы идут.

- И твой теперь ничего?

- Ничего... Не жалуюсь... Да и я-то не сплю, приглядываюсь. Замечу, что у него это накипает, руки тянутся узлы развязать, я на него погляжу-погляжу, к шифоньеру подойду да пальцем, костяшкой по ящику и постучу, его всего со стороны в сторону так и перекосит, даже зубами заскрипит - в ящике у меня заявление лежит на хранении. Он и знает, скрипи не скрипи, а деваться некуда... Живем мирно, кого хочешь спроси, соседи даже в пример ставят.

- Этого я еще даже не слыхала! Да ты укротитель! - Тоня вдруг захохотала. - Нет, хлеще! Это как в этих... ну как их, ну, такие автобиографии святых - к нему является какой-нибудь бес, а он на него крест: "Аминь, аминь, рассыпься!" Тот и рассыпался.

Сафарова снисходительно посмеивалась, довольная успехом рассказа.

- У меня колдовство обыкновенное. Хныкать не надо, бабы, вот что! Характер надо!

- А если тебе охота пришла, чтоб муж тебя поцеловал, а его от тебя вроде как того беса от креста воротит, ты сейчас на комод надвинешься, он и кинется к тебе на шею обнимать-целовать?

- Это у тебя на уме целоваться да обниматься... А мне очень-то нужно... Слюниться только...

..."Миленький папа-дедушка, я слоняюсь от одного окна к другому, и со всех сторон за стеклами один дождь. Сидишь вроде как в аквариуме с трехразовым питанием. Того гляди, заквакаешь.

Одна соседка все делится жизненным опытом, пользуясь тем, что убежать от нее некуда. Ну и ну! Лучше бы квакала. Хорошо еще - тебя тут нет. Ты бы вознегодовал и стал обличать, а тебе это вредно... Хорошо бы очутиться дома. Ты бы на что-нибудь негодовал, а я бы слушала и соглашалась. Потом попили бы чаю и легли спать, но не спали бы, а читали, и ты бы через стенку негодовал, что я долго читаю, и не соглашался погасить свет, пока я не погашу, а я бы не соглашалась погасить, пока ты не погасишь, и было бы очень все приятно...

Тут кончился дневной дождь и начался вечерний... А бок не болит...

Родненький! Тут вот черта. Видишь? На ней кончилась мокрая полоса жизни! Это я дописываю на другой вечер! Дождя нет. Припекает солнце, на пляже я разулась, вошла в воду, и море мне было по колено, а дальше холодновато. Чайки топчутся по песку и, если им покрошить хлеба, обступают тебя, как цыплята, а на берегу сосны цветут, какие-то кусты, может быть, это черемуха? Или бузина? Я не знаю. Я и деревья-то знаю: сосна, елка. Береза. Остальные с листиками, - значит, не сосны. Вот их тут много разных, и это очень красиво и весело, когда солнце. И море ожило, посветлело, побежало барашками и зашумело. Но до того нестрашно, что взрослые едва успевают ловить своих голопузых малышей, когда те с визгом врываются в самое море.

А потом я загорала, но еще не загорела.

Бока как не было. Ах, если бы ты сегодня был тут - как бы тебе понравилось! Познакомилась с одной девушкой, Люкой.

Целую, твоя самая младшая дочка Л.".

Безоблачное солнечное утро на пляже, с горячим сыпучим песком белых дюн, поросших поверху соснами, со стайками чаек, заснувших вдали от берега, среди слепящих бликов на тихой воде.

В ленивой тишине маленькие волны немолчно шуршат, перетирая мокрый песок.

На дюнах под соснами дикий лагерь - беспорядочная "стоянка туристического человека" с потухшими кострами, закопченными котелками, пестрыми тряпками на ветках, с палатками на четверых, на двоих и даже едва на одного, и то очень узкого и плоского туриста.